Пещера Лейхтвейса. Том второй

Это, однако, оказалось невозможным, потому что они… были закрыты ставнями.

Но и тут Отто Резике знал свое дело. Ему нужно было пройти в сад, к окну спальни Ганнеле. Он быстро обошел дом и через несколько минут стоял перед окном, за которым спала прелестная Ганнеле. Отто Резике еще раз огляделся, чтоб убедиться, что никого нет вблизи, что никто не может подслушать его. Тихо и осторожно стукнул он в окно, чтоб не испугать Ганнеле, но, по-видимому, он был уж слишком осторожен, внутри все было тихо, никто не шевелился.

— Ганнеле спит крепко, — прошептал Резике, — тем лучше: это признак хорошего здоровья и чистой совести. Я должен постучаться громче.

Он стукнул сильнее, затем несколько раз постучался громко и тревожно. Но и это не подействовало. В домике царствовала тишина; он точно вымер. Охваченный тяжелым предчувствием, Отто Резике поспешил к двери, которая вела из сада внутрь дома. Но едва он взялся за ручку, как дверь отворилась — она не была заперта.

Это не могло особенно удивить Отто, потому что в деревне, где нечего бояться, как в городе, многие спят с незамкнутыми дверьми. Но Ганнеле имела основание запирать дверь своей комнаты, потому что в окрестностях Доцгейма были люди, желавшие прокрасться в комнату молодой девушки, чем они, несомненно, и воспользовались бы, если бы только могли рассчитывать на легкомысленность хозяйки. Отто невольно подумал о рыжем Иосте. И чего только пришел ему на ум этот безбожный человек в такую минуту? Отто Резике открыл дверь и тихо вошел в дом. Так как молодая девушка не слышала его стука в окно, он решил попробовать постучать в дверь ее спальни и таким образом разбудить ее. Опасности ведь нет никакой, потому что безумного деда нечего было бояться.

Спальня Ганнеле находилась на левой стороне коридора, ведущего внутрь дома. Отто Резике подкрался на цыпочках, как вор, к двери спальни. Сердце его билось так сильно, точно он собирался сделать что-нибудь дурное. Мысль, что только тоненькая дверь отделяет его от возлюбленной, бросила его в жар, кровь хлынула в голову, а щеки молодого человека покрылись густой краской. Ах, за этой дверью спит его Ганнеле! Ему стоило только открыть дверь, подкрасться к постели, нагнуться над молодой девушкой и сорвать поцелуй с губ красавицы; но так далеко желания Отто Резике не простирались.

Он намеревался легким ударом в дверь только возбудить внимание Ганнеле и вызвать ее на разговор. Отто постучал три раза: сначала тихо, потом громче и с бьющимся сердцем прислушался. Но внутри во всем доме по-прежнему царила тишина. Тогда им овладел страх, который возрастал с каждой минутой, страх за жизнь Ганнеле. Он должен был во что бы то ни стало удостовериться, не в опасности ли Ганнеле. Для этого он должен даже забыть приличие и войти в ее спальню.

К счастью, дверь не была заперта; он слегка нажал ручку, дверь отворилась, и Отто вошел в темную комнату. Он не мог различить ни одного предмета, но это не смутило его: он вытащил из кармана огниво и высек огонь. Едва осветилась комната, как Отто Резике невольно испустил крик изумления. Не веря собственным своим глазам, он отскочил назад к двери. Маленькая комнатка была совершенно пуста. В ней не было ни Ганнеле, ни мебели. Через несколько минут Отто, однако, оправился и сказал себе:

— Не могу понять, почему Ганнеле не спит в своей комнате? По всей вероятности, безумие деда дошло до такой степени, что она не решается оставить его одного и переселилась поближе к нему.

С этой надеждой в сердце молодой разбойник поспешил в соседнюю комнату, которая вместе с кухней и пустой спальней Ганнеле составляли все ее жилище. Медленно и тихо открыл он дверь и осветил комнату; фитиль дрожал в его руке. Тут оказалось то же самое — ужасающая пустота… ничего… никого, пустая, нежилая комната. Весь дом осиротел, Ганнеле с дедом покинули его.

— Не наняла ли она в деревне другой квартиры?

Глубокий вздох вырвался из его груди, в изнеможении опустился он на скамью, приделанную к стене. Резике не заметил, как фитиль выскользнул из его рук и тлел на полу. Отто был в таком отчаянии, не найдя своей возлюбленной в ее прежнем жилище, что ничего не заметил. Молодой человек сидел на скамье и горько плакал. Он был подавлен тоской; всем существом он стремился к Ганнеле, но где ее найти? Увидит ли он ее еще когда-нибудь? Любовь, — говорят люди, — есть величайшее счастье в мире, но оно же и величайшее страдание, если не может быть разделена.