Пещера Лейхтвейса. Том второй

— Вот, фрау Больт, возьмите еще это и, пожалуйста, приходите аккуратно каждое утро. На завтра я приготовлю вам курицу: вы нуждаетесь в хорошей пище, потому что до сих пор еще выглядите больной и слабой.

При этих словах Ганнеле положила два талера в корзинку старухи.

— Так-то ты расточаешь мое добро, так-то хозяйничаешь за моей спиной, пускаешь нищих в мой сад и набиваешь им корзины и мешки! Вот так хозяйка, которая обкрадывает своего собственного мужа.

В саду послышались испуганные крики.

На веранде стоял рыжий Иост. Он только что встал с постели и был в том самом костюме, в котором накануне пьяный улегся спать. Его жесткие рыжие волосы и красная борода были спутаны и торчали копной. Спускаясь на веранду, он захватил с собой плеть, которой теперь грозно размахивал. Толпа нищих с ужасом отскочила, как будто земля разверзлась перед нею и она увидела самого дьявола. Но и Ганнеле испугалась не менее нищих; смертельно бледная, дрожа всем телом, она отступила.

— Я вас научу таскать провизию из моего дома и без моего позволения расхаживать по моим владениям, — орал рыжий Иост. — Будь у меня ружье, я не задумался бы перестрелять всех вас… проклятые лентяи, воры… если вы голодны, то жрите древесные листья или затягивайте плотней ремни на животе, чтоб замолчали ваши желудки… Прочь, негодяи, из моего сада!

В несколько прыжков рыжий Иост очутился среди толкавших друг друга бедняков и калек; плеть засвистала в воздухе, и удары посыпались на спины и протянутые руки несчастных.

Иост не успокоился, пока не выгнал всю толпу из сада; он ни на что не обращал внимания и наносил яростные удары по чему попало. Его не смущала кровь, брызгавшая из-под его плети и покрывшая лица и руки нищих.

— Ушли, как будто ветер смел их, — грубо смеялся теперь рыжий Иост. — Да, нужно иметь глаза, да глаза, чтоб знать, куда утекает добро, с таким трудом нажитое. Но я употреблю теперь другие средства и способы, чтобы положить конец расточительности и хищению моего добра. Э, да тут еще одна осталась — жена браконьера Больта… значит, не только нищие, но и преступники появляются в моем доме за моей спиной… на, получай, безрукая баба! Ха, ха, ха, ты-то уж теперь не закроешь своего лица от моих ударов.

Плеть свистнула в воздухе и опустилась прямо на лицо несчастной женщины, оставив на обеих щеках кровавые рубцы. Но вдова Больт перенесла без слез страшную боль. Ее черты перекосились, на губах выступила пена, а глаза, метавшие искры, впились в лицо рыжего Иоста.

— Убийца! — закричала она. — Трусливый убийца! Не хочешь ли ты и меня убить, как убил моего мужа?

— Молчи, старуха, и убирайся вон! — проревел Иост хриплым голосом, вздрогнув при последних словах безрукой. — Я накрыл твоего мужа в герцогском лесу и имел полное право пустить ему пулю в сердце, когда он отказался отдать мне свое оружие.

— Ты лжешь, рыжий Иост! — возразила несчастная женщина. — Мой муж в тот день даже не имел при себе ружья. Я скажу тебе, почему ты застрелил его.

— Ни слова, или я снова пущу в ход мою плеть.

— Бей, сколько хочешь, я не боюсь смерти. Смотри, я не дрожу и останусь в твоем саду, сколько захочу. Мой муж однажды подсмотрел, как ты продал лесному торговцу из Франкфурта-на-Майне целый воз дров, нарубленных из прекрасных деревьев, и уж, конечно, не снесенных бурей. Спрятавшись за кусты, он видел, как ты клал в карман деньги, которые, конечно, не попали в герцогскую кассу. Но ты заметил моего мужа, свидетеля твоего воровства, и с тех пор решил убрать его со своей дороги. За это ты и подстрелил его, хотя он шел лесом совершенно безоружный.

Иост Эндерлин изменился в лице. Несколько раз он поднимал плеть, но какая-то странная сила не давала ему нанести удара этой женщине во время ее страшных обвинений.

— Почему же ты не донесла на меня суду или не сообщила этого герцогу, если ты так уверена в моей виновности?

— Это не помогло бы мне, — возразила фрау Больт. — Я знаю, мы, бедняки, никогда не бываем правы ни перед судом, ни перед герцогом. Когда ты в лесу стрелял в моего мужа, там никого не было; муж мой умер и не может свидетельствовать против тебя, а без свидетелей и доказательств какой же может быть суд? Кроме того, — продолжала несчастная женщина, — когда я поздней задумала возбудить против тебя обвинение, меня остановила мысль, которая удерживает и теперь: твоя жена. Она настоящий ангел, и мы не поймем, какая непостижимая сила заставила ее соединиться с таким дьяволом, как ты; насколько ты отвратителен и порочен, настолько она добра и честна. По этой-то причине я и не решаюсь засадить тебя в смирительный дом.