Пещера Лейхтвейса. Том второй

Но вдруг он остановился как вкопанный и вскрикнул от ужаса. Черты лица его перекосились, холодная дрожь пробежала по телу, ему казалось, что он лишается чувств и вот-вот упадет рядом с убитыми и ранеными. Но вдруг он пронзительно вскрикнул и бросился вперед, как помешанный.

— Мародеры! Мародеры!

Вскоре после ухода Бруно Гунда очнулась. В первый раз после того, как ее сразил удар Батьяни, к ней вернулось сознание и явилась возможность отдать себе отчет в том, что произошло. Она вспомнила, как упала с лошади, и ей казалось, что в то самое мгновение она расслышала знакомый голос и увидела чьи-то руки, пытавшиеся извлечь ее из-под свалившегося животного, чтобы отнести в безопасное место. Почему-то она все время в бреду вспоминала о Бруно. Между тем в последнее время она всеми силами старалась забыть молодого священника, так как ее сердцем завладел другой образ — молодого красавца офицера, одного из героев прусской армии. Офицер этот во всех сражениях бился с такой отвагой, что заслужил одобрение не только генерала Цитена, но и самого короля.

После того как Гунда, благодаря помощи Курта фон Редвица, вышла из монастыря и силой обстоятельств была вынуждена выступить в поход вместе в гусарами, она не отставала от молодого офицера. Никто не подозревал, что под личиной хорошенького, молодого корнета скрывается прелестная девушка. Один только Курт фон Редвиц был посвящен в эту тайну, но он строго хранил ее и вместе с тем оказывал Гунде все знаки внимания, обычно оказываемые женщинам. Он ухаживал и заботился о ней, оберегая ее от необходимого общения с солдатами и доставляя ей возможность на ночь оставаться одной.

По его просьбе и желанию Гунду зачислили в его эскадрон. Так как он пользовался известным влиянием у своего непосредственного начальства, то устраивался так, чтобы не разлучаться с Гундой. Он всюду отводил ей лучшее помещение, уступая полагавшуюся ему, как офицеру, постель Гунде, а сам устраивался на ночь на соломе у ее дверей. Ни одного раза он не оскорбил ее непочтительным взглядом или неуместным рукопожатием, никогда он не говорил об овладевшем им чувством к ней, к красивейшему гусару во всей прусской армии.

Их отношения отличались своеобразностью. Молодых людей свел слепой случай, и они сразу же очутились в довольно щекотливом положении, а потому в первое время старательно избегали всего, что могло бы подать повод к сближению. Сначала Гунда даже отталкивала от себя Курта. Она избегала говорить с ним, еле благодарила его за внимание и заботы, хотя часто ей хотелось пожать ему руку и от всего сердца поблагодарить; она отлично видела, что он жертвовал ради нее всеми своими удобствами, часто даже рискуя здоровьем. Ее удерживала девичья стыдливость, и она предпочитала прослыть в глазах Курта гордой, высокомерной и холодной, чем возбуждать в нем надежды, которые могли бы дать ему повод позволить себе лишнее.

Но Курт не смущался таким поведением молодой девушки. Он уважал ее гордость и неприступность, хотя ему стоило огромных усилий сдерживать себя в течение многих недель и даже месяцев, тем более, что он издавна привык к легким победам над женщинами. В данном случае ему стоило только захотеть, чтобы завладеть всецело молодой девушкой, находившейся, так сказать, в его полной власти; но его удерживало великодушие и благородство, и он не пытался переступать границ. Он полюбил Гунду сразу, с первого же свидания, и любовь его все разрасталась, благодаря тому, что совместная жизнь скоро убедила его в нравственной чистоте молодой девушки.

Они жили, как два друга, как добрые товарищи, ни разу не произнося слово «любовь». При всем этом оба чувствовали взаимное влечение и сознавали, что в конце концов будут принадлежать друг другу на всю жизнь. Образ несчастного Бруно потускнел в душе Гунды, уступая место образу молодого красавца офицера. Гунда яснее сознавала, что любовь ее к Бруно была ошибкой и что чувство ее к Курту гораздо серьезнее. Ей только казалось, что она любит Бруно, так как в то время она была одинока и видела его сердечное участие к себе. Чувство благодарности она приняла за любовь.

На первых порах Гунда не хотела сознаться даже самой себе в своих чувствах к Курту, она стыдилась своего искреннего влечения, хотя и понимала, что предана ему всецело, что пойдет за ним в огонь и в воду. И куда же он повел ее? К смерти, к мучениям. Не будь ее любви к Курту, она давно бы уже сняла неудобный мундир и перестала бы разыгрывать роль мужчины.