Пещера Лейхтвейса. Том второй

В большой гостиной первого этажа, за круглым столом, покрытым зеленым сукном, сидело двенадцать офицеров. Перед каждым из них стоял письменный прибор. Офицеры были еще в тех мундирах, в которых сражались днем: мундиры эти во многих местах были изорваны, испачканы и прожжены, многие из присутствующих носили перевязки и пластыри. Все эти храбрые офицеры мечтали только о том, как бы отомстить неприятелю за понесенное поражение, как бы наверстать потерянное.

Среди присутствующих находился также граф Батьяни. Он сидел в высоком кресле, рядом с главнокомандующим, который, несмотря на тяжелую рану ноги, тоже явился на совещание.

Аделина была бледнее обыкновенного, но это придавало ее лицу особую прелесть. Она была в глубоком трауре, причем узкое черное платье ярко обрисовывало ее дивный стан. Платье это как нельзя лучше подходило к ее иссиня-черным волосам, непокорными кудрями окаймлявшим ее бледное лицо. Через плечо она носила двухцветную черно-желтую ленту — эмблему Австрии.

Она встала. В гостиной воцарилась тишина.

— Господа, — начала Аделина, слегка дрожащим от волнения голосом, — мы собрались здесь, точно у могилы дорогого покойника, которого всем сердцем любили. В эту могилу мы опустили надежду, еще вчера окрылявшую нас, надежду на то, что могущество прусского короля разобьется о стены Праги. Но если вас, господа, воодушевляют те же мысли, что и меня, то мы не станем терять времени на жалобы, а будем действовать. Мы разбиты — это ужасно, это невероятно, но высшее достоинство полководца в том и состоит, что он во время войны отдает себе ясный отчет об истинном положении дела. Прага осаждена, мы окружены и, если поднимемся на крепостную ограду и окинем взором окружающую местность, то повсюду увидим прусские знамена, прусские мундиры. Нам предстоит задача, господа, защитить Прагу и не отдать ее в руки врага. В настоящее время Прага представляет собою оплот Австрии, и мы обязаны продержаться до тех пор, пока из Вены успеет прибыть подкрепление.

Аделина достала из-за корсажа письмо и продолжала:

— Два часа назад это письмо было мне доставлено курьером, которому удалось пробраться в крепость, несмотря на всю бдительность пруссаков. Письмо это от нашей государыни. Мария Терезия — да хранит ее Господь на многие лета, и да дарует Он ей победу — сообщает мне, что Прага должна продержаться во что бы то ни стало. Фельдмаршал Даун уже находится в пути сюда с огромной армией. До того, пока он прибудет и объединится с нами, до того, пока он не вступил в решительный бой с неприятелем, мы должны продержаться. Заявляю вам, господа, мою полную уверенность в том, что императрица не ошиблась в защитниках Праги. Что касается лично меня, я скорее готова заживо похоронить себя под развалинами города, чем впустить в Прагу хоть одного пруссака. Если бы мне пришлось собственной рукой взорвать пороховой склад, если мы все должны будем взлететь на воздух, — я ни на минуту не остановлюсь перед этим, и это будет лучше, так как тогда прусский король найдет одни лишь развалины и трупы и не будет иметь возможности хвалиться, что взял нас в плен. Я знаю, я чувствую, вы все со мной согласны. И потому предлагаю вам, господа, поклясться и воскликнуть вместе со мной: прусский король найдет здесь лишь развалины и трупы. Добровольно мы не сдадимся и предпочтем лучше ужасный конец.

Все офицеры, кроме генерала, которому рана на ноге не позволяла встать, встали, подняли руки и торжественно произнесли:

— Клянемся, что плена не будет!

Аделина сняла ленту с плеча и серебряными ножницами разрезала ее на тринадцать кусочков, которые раздала окружающим ее офицерам.

— Носите при себе австрийские цвета, — воскликнула она, — и да послужат они вам постоянно напоминанием клятвы! Подлый предатель тот, кто изменит этой клятве. Смерть и позор ему!

— Смерть предателю! — воскликнули все офицеры в один голос.

Они обнажили сабли, со звоном скрестили их на столе и подали друг другу руки.

Аделина с довольным видом озиралась кругом: она торжествовала в душе и глухо пробормотала, опускаясь в свое кресло:

— За тебя, государыня, я борюсь до последнего вздоха. Этим я плачу тебе за то, что ты сделала для меня в свое время. Я пожертвовала для тебя всем: любимым мужем, обожаемой дочерью, домашним очагом, честью и самолюбием. Я готова принести тебе еще больше жертв, если это возможно, чтобы доказать мою благодарность.

Офицеры не расслышали этих слов, но восторженно смотрели на красавицу, олицетворявшую собою богиню войны и мести.