Пещера невольницы-колдуньи

Пляшущий свет факела бросал на стены странные пятна — словно горные духи плясали вокруг Али-Бабы… Руки юноши тряслись все сильнее. И лишь голос жадности, твердивший о четырех груженых мулах, удерживал его от немедленного бегства…

Вот узкий коридор вдруг превратился в неохватное пространство. Свет факела растворился во тьме огромного зала… Али-Баба повертел головой в поисках места, куда бы пристроить факел, и увидел всего в одном локте от себя светильник…

— Глупец… Трусливый глупец… Здесь же еще час назад были люди. Более того, здесь были женщины, и они не боялись ровным счетом ничего. Отчего же ты, мужчина, дрожишь, словно лист на ветру?

Звук собственного голоса придал Али-Бабе сил, и он уже смелее начал обходить зал, зажигая светильники, которые заботливая рука расставила вдоль стен.

— О Аллах милосердный! Да здесь хватит сокровищ на всю мою жизнь… Что это? Ага, шелка… Шаровары… Кальян… Сласти? Целое блюдо… А что тут? Ого, плов… И почти не остывший… А это? Жемчуга… Духи…

Голова Али-Бабы кружилась. Он уже не думал о том, что это все надо перетащить ко входу и как можно скорее уносить отсюда ноги. Теперь он пытался осмотреть залы и закутки пещеры — каждый сундук и мешок, каждую шкатулку и кувшин…

— О Аллах, ковры… Хорасанские, багдадские, хорезмские… Изюм… Халва… Шербет… Да тут можно прожить жизнь, не выходя на свет солнца… Сукно… Хлопок Самарканда… Меха… Сотни шкурок… Рис… Пряности…

Али-Баба сунул нос в шкатулку и… отчаянно зачихал. Горький перец слегка отрезвил юношу, но разума полностью ему не вернул.

— Но зачем мне, о небо, торопиться? Здесь есть еда… Есть питье… Есть даже кальян… Ночь впереди столь длинна, что я успею и вкусить яств, и отдохнуть… И подумать о том, с чего мне начать…

Горный дух, охранявший расщелину и вечером перебиравшийся в пещеру, только головой качал, удивляясь такой необыкновенной наглости… «Жаль, что я не успел его напугать, — подумал дух. — Он бы бежал со всех ног, не успев увидеть и крохи сокровищ… Но я же могу сделать иначе… Юноша труслив и жаден… Тогда будет так…»

Посмеиваясь своему решению, горный дух умостился прямо над головой Али-Бабы. Тот вкушал плов с золотого блюда, запивая его шербетом из золоченой чаши, которая в свете факелов играла драгоценными камнями необыкновенной, редкой красоты. Али-Баба, должно быть, еще не понял, что за чудо он держит в руках. Но юноша и не пытался теперь это понять. Плов был столь вкусен, а голод, навеянный трусостью, столь велик, что он более и не стремился хорошенько осмотреться.

Но вот трусость насытилась, и Али-Баба, довольный, откинулся на подушки.

— Четыре мула по два сундука… А потом еще по два мешка… Эту пещеру за одну ночь мне не очистить… Сначала я возьму вот это и вон то…

Али-Баба пытался показать пальцем на сундуки, где увидел бесценные самоцветы… Но руки плохо его слушались, а глаза стали закрываться. Он еще успел пробормотать: «А потом еще вон те меха…» — и сладко заснул.

Горный дух был доволен. Юноша спал… И будет спать до тех пор, пока его не разбудят хозяйки пещеры. Уж об этом он, дух, позаботился на славу.

И пусть тогда смелые женщины решат, что делать с вором, который забрался в их пристанище, но от великого ума объелся и уснул.

«О-о-о, — подумал горный дух, — я не завидую этому дурачку… Его ждет интереснейшее пробуждение…»

— И-и-эх, — закричала прекрасная женщина. Черты ее исказились, и она за один лишь миг превратилась в павлина, который кричал громко и отчаянно, временами срываясь на визг.

«О Аллах, повелитель правоверных, но павлины же не визжат… Более того, они и не кричат, подобно джиннам или ифритам…»

От этой мысли в голове Али-Бабы прояснилось и он открыл глаза.

— О Аллах всесильный, да пребудет твоя милость надо мной во веки веков… Это был всего лишь сон… — Трудно передать облегчение, которое снизошло на душу юноши от одного лишь осознания этой истины.

Он попытался утереть испарину со лба и понял, что не может пошевелиться…

— Что со мной? — спросил он у незнакомого потолка в незнакомых покоях. — Я болен? Почему я не могу пошевелиться? Меня околдовали злые духи? Или это тоже сон?..

Многоголосый женский смех стал ему ответом. И тогда Али-Баба наконец повернул голову. Три, нет, четыре прекрасных женщины с открытыми лицами, без хиджабов стояли вокруг его ложа.

— Кто вы, женщины? И что делаете здесь, в моих покоях?

В голове Али-Бабы еще царил сумбур, вызванный странным сном и вчерашней бессонной ночью. (Если бы Али-Баба жил ближе к холодным странам и не был приверженцем Аллаха всемилостивого и всесильного, он бы сказал, что вчера вечером слишком много внимания уделил веселой браге…) И сейчас сумбур говорил голосом юноши. Ибо разум еще прятался от страшного, воистину ведьмина визга приснившейся красавицы.

— В твоих покоях? Наглец… Вы слышали, сестры?

Прекрасные девушки вновь рассмеялись. Каждая нота этого смеха смывала сонную одурь, которая еще пряталась в мыслях Али-Бабы. И вот настал миг, когда он пришел в себя. Но лишь мысленно. Ибо до сих пор не мог двинуть ни ногой, ни рукой.