Пещера у Мертвого моря

Все указывало на то, что медные свитки содержали опись, а именно опись имущества общины. Вероятно, она была составлена в момент военной опасности, в спешке. Об этом свидетельствовали различия в величине букв и в технике гравировки. Медь была выбрана как прочный материал, который не мог быть порван или сожжен как папирус или кожа, который не мог умереть или быть убитым, как люди, знавшие, где хранится опись.

Разумеется, смелое предположение профессора Куна встретило возражения. Многие считали его слишком ненаучным и фантастичным, чтобы относиться к нему серьезно. Образовались два лагеря, которые горячо и ожесточенно сражались на страницах журналов. Но ни одна из сторон не могла представить веских доказательств своей правоты. Приходилось с этим мириться до тех пор, пока специалисты не найдут способ так обработать близкий к разрушению металл, чтобы свитки можно было развернуть.

В те годы все, кто интересовался медными свитками, с надеждой и нетерпением смотрели на доктора Корвина из Балтиморского университета им. Джона Гопкинса. Он уже не раз помогал археологам восстанавливать ветхие предметы из металла. Но после трех лет изысканий и опытов даже Корвин сложил оружие и объявил, что медь из пещеры настолько пострадала от времени, что ей ни при каких условиях и никакими средствами нельзя возвратить гибкость. Оставалась одна возможность: разрезать свитки на полосы, чтобы таким образом получить доступ к их внутренней стороне, покрытой письменами.

Весной 1955 г. Джон Аллегро, уже в течение трех лет состоявший членом комиссии по исследованию медных свитков, имел серьезную беседу с Хардингом.

— Или — или, дорогой директор, — сказал он. — Или мы сохраним музейный экспонат почтенного возраста, но не имеющий почти никакой ценности для науки, так как никому не известно, какие сведения он донес до наших дней (не считая фантазий коллеги Куна из Геттингена), или мы рискнем разрушить свитки, но зато спасем их содержание. Но это еще не все… Согласится ли ваше правительство расстаться с драгоценными свитками? За последние три года мы убедились, что не сможем обойтись техническими средствами, имеющимися в Иерусалиме и во всей Иордании. В Манчестере есть технологический колледж. Его директор доктор Боуден мой хороший знакомый. Я убежден, что он не откажется заняться свитками.

Хардинг молча кивнул.

— Хорошо, — промолвил он наконец, — я согласен, но попытайтесь спасти от скальпелей «хирургов» хотя бы остатки бедного трупа. Для музея эти куски все же лучше, чем ничего. Впрочем, вы сами понимаете, последнее слово принадлежит правительству.

Иорданское правительство дало свое согласие, и 13 июля Хардинг передал доктору Боудену меньший свиток.

Технологический колледж сконструировал для распиливания медного свитка с Мертвого моря чрезвычайно сложный механизм. Установленный на тележку и закрепленный пропущенным сквозь него тонким алюминиевым шпинделем, свиток подводился непосредственно под упругий рычаг, на котором была укреплена пила диаметром пять сантиметров, толщиной 0,15 миллиметра. Устройство пилы позволяло ей разрезать лишь один слой меди.

Во избежание сотрясений, грозивших разрушить хрупкий металл, внешнюю сторону свитка покрывали слоем аральдита и в течение нескольких часов подогревали свиток до определенной температуры.

30 сентября 1955 года, был произведен первый разрез. На следующий день Аллегро чуть свет был уже в институте. Обрадованный тем, что первую полосу удалось отделить так аккуратно, он немедленно приступил к ее очистке. Слой пыли и грязи толщиной в несколько миллиметров скрывал текст. Но это ни для кого не явилось неожиданностью. Рядом с резальной машиной было установлено приспособление, напоминавшее зубоврачебную бормашину, которое осторожно очистило нейлоновыми щетками медный лист. Аллегро, признанный ориенталист и специалист по древнееврейским диалектам, годами занимавшийся исследованием Кумрана, лихорадочно схватил часть медного свитка, в течение почти двух тысяч лет укрытого от глаз людей.

Прочтя текст, что не составило для него особого труда, он протер глаза, недоуменно покачал головой, воскликнул: «Это невозможно!» и помчался со своими заметками домой. Вечером того же дня он отправил авиапочтой письмо Хардингу, в котором сообщал о первых результатах.

— Только молчите, — писал он, — ради бога, молчите! Главное, чтобы ни слова не проникло в печать, пока все не будет готово.

Специалисты освоились с работой быстрее, чем можно было предполагать, и вскоре стали отпиливать по две-три полосы в день. Труднее было Аллегро: ему приходилось решать, в каком месте произвести распиливание, чтобы не повредить текст. Между тем это было не просто: писец только вначале по неопытности сильно нажимал на резец, так что лишь немногие строки четко отпечатались на обратной стороне свитков.

26 ноября Аллегро закончил перевод первого свитка.

2 января 1956 года в Манчестер прибыл второй, больший свиток. После окончания работы над ним все полосы были отправлены обратно в Иерусалим.