Пещеры Красной реки

Медведь, по-прежнему стоявший на задних лапах, был раза в полтора выше рослого Абахо и раз в десять сильнее его. Глядя на этого смелого человека, размахивавшего оружием и испускавшего воинственные крики, хищник на мгновение замер в нерешительности, видимо соображая своим неповоротливым умом, что ему делать дальше.

Воспользовавшись этим мгновением, Як выпустил ухо медведя, подтянулся чуть повыше и, распластавшись на огромной морде чудовища и закрыв ему своим телом глаза, вцепился зубами в его мокрый черный нос.

Долина Красной реки огласилась ужасным воплем. Медведь широко разинул свою зловонную пасть, длинный розовый язык свесился из нее, извиваясь, словно змея. Подняв к голове лапы, хищник пытался ощупью сорвать и сбросить с нее маленького волка.

И тогда Абахо, подбежав к ослепленному хищнику, страшным усилием своих худых, старческих, но еще крепких рук вонзил копье прямо в сердце чудовища.

Медведь рухнул как подкошенный, увлекая волчонка в своем падении. Як покатился по земле, но тут же вскочил на ноги и с торжествующим лаем закружился вокруг поверженного врага.

Он был свободен, ничто не удерживало его. Он мог убежать и вернуться в лес, к дикой и привальной жизни. Нум с трудом выбирался из воды и не стал бы догонять его. Абахо вообще не мог бегать. Но Як даже не подумал воспользоваться долгожданной свободой.

Он кинулся к молодому хозяину, затем подскочил к Абахо, потом снова к Нуму и так бегал между ними обоими до тех пор, пока старик и мальчик не очутились рядом. Волчонок увидел, как они упали друг другу в объятия, и, подбежав, уселся у их ног, тихонько повизгивая, чтобы напомнить о своем присутствии.

Нум нагнулся к маленькому волку, протягивая ему обе руки. Як позволил хозяину ласково поднять себя с земли. Мальчик порывисто прижал своего нового друга к израненной груди. И кровь обагрявшая тела обоих, в первый раз смешалась вместе.

Так был впервые заключен дружественный союз между человеком и волком. И дружбе этой, скрепленной кровью, суждено было стать нерушимой на все последующие времена.

Глава 11. БОЛЬШИЕ СТУПНИ

Шкура черного медведя, распяленная на шестах у входа в пещеру, сохла под горячими лучами солнца, и Нум уже думал через день-другой заняться ее выделкой, как вдруг уединенную жизнь двух отшельников нарушило неожиданное посещение.

Весенняя пора была на исходе, и лето вступало в свои права. С каждым днем Абахо и Нум все пристальней и тревожней всматривались в глубину долины, ожидая, что из-за пышных зарослей вдруг покажутся разведчики, посланные Кушем.

Но дни проходили за днями, не принося никаких известий о судьбе племени Мадаев.

Нум совсем пал духом. Он окончательно уверился, что Мадаи, спасаясь от землетрясения, заблудились в снежном буране, который начался на следующий день после их бегства, и погибли все до одного. Абахо старался как мог развеять его мрачные мысли.

— Твой отец осмотрительный и храбрый человек, — говорил Мудрый Старец, — и Мадаи, предводительствуемые им, несомненно, достигли пещер, где обитают Малахи. Ты знаешь, что до них всего шесть дней пути. Для наших соплеменников такое расстояние даже в самую лютую пургу не страшно. Нум печально качал головой. Он сильно сомневался, что отец жив. А Мамма, а близнецы, а маленькая Цилла?

— Я думаю, — отвечал Абахо, — что Мадаи прожили всю зиму впроголодь и едва дождавшись весны, откочевали на юг, в наши охотничьи угодья, чтобы пополнить запасы пищи, как мы это делаем каждый год. Осенью они непременно вернутся сюда, вот увидишь!

Нум недоверчиво посмотрел на Мудрого Старца.

— Как только ты сможешь ходить, Учитель, — говорил он, вздыхая, — мы отправимся к Малахам и все разузнаем.

Абахо не хотелось огорчать мальчика, но в глубине души он был убежден, что Малахи, как и Мадаи, давно откочевали на юг, и пещеры их стоят пустыми. К тому же Мудрый Старец подозревал, что плохо сросшаяся нога не позволит ему преодолеть тяжелый путь через холмы и ущелья, отделяющие стоянку Мадаев от их ближайших соседей. Старик и мальчик проводили долгие часы на берегу реки, напряженно глядя вдаль. Им так хотелось снова увидеть друзей и близких, снова зажить повседневной, привычной жизнью родного племени. С тоской они вспоминали охотничьи и боевые песни Мадаев, их танцы и пантомимы, изображавшие радость или горе, веселые трапезы и мирные вечерние беседы, когда все члены семьи собираются вокруг пылающего в пещере костра. Ах, какое это счастье — чувствовать, что ты не один в целом мире, отрезанный от всего, что тебе близко и дорого, видеть вокруг знакомые лица и слышать другие голоса, кроме собственного!

Абахо больше не уединялся в Священной Пещере, не украшал ее стены новыми изображениями. Длинный путь по подземным залам и коридорам был утомителен для его больной ноги, но, главное, Мудрый Старец не ощущал в себе священного огня творчества.

Нум сидел, погрузившись в печальные думы. Як лежал рядом, положив голову ему на колени.