Пеший камикадзе, или Уцелевший

Егор крадучись подобрался к знакомой двери и прислушался. Внутри было тихо. Он занёс протез и сомкнул износостойкие пальцы для стука, но в последний момент раздумал, сменил руку и сделал это костяшками, мягко и коротко, уважительно, словно в этом была существенная разница, которую заведующая терапевтическим отделением Белоцерковская Мария Андреевна могла ощутить.

— Войдите! — сказал женский голос.

Егор приоткрыл дверь.

— Можно?

— Войдите, — повторила она и повернула голову. — Егор? — удивилась в ту же минуту. — Что у вас случилось?

— Снова на «вы»? — переминаясь на ногах, проник Егор внутрь.

— Прости. Просто не ожидала тебя снова увидеть.

В этот раз Бис взглянул на неё по — другому. Высокая, белокожая, со светлыми волосами и голубыми глазами. Она была в легком медицинском халате, сквозь который проступала едва различимая линия нижнего белья близкого к цвету тела. Собранная и накрашенная для работы с аккуратной прической и нежно пахнущая сладковатой туалетной водой, она поразительно владела собой, но не казалась расслабленной. В её глазах он заметил лишь секундное замешательство.

— А я, наоборот, рассчитывал на встречу, — сказал он.

Она приподнялась над столом, разгладила халат движением ладоней сверху вниз и снова опустилась на стул.

— Присаживайся, — сказала она, предлагая Егору рукой. — Как твои травмы?

— Хорошо… — как мог мягче улыбнулся он. — Правда, всё здорово!

— Замечательно. Рада это слышать, — внимательно посмотрела она, за версту чувствуя неискренность. — Значит, всё хорошо?

— Всё отлично! — повторил Егор, глядя в глаза. — Вот, иду к Заре, узнать, как он? Пошёл ли на поправку? Может, надо чего: лекарства там какие? — соврал он.

— Что ещё за Заря, Егор?

— Зырянов — фамилия у него. Поступил с огнестрелом.

— Зырянов… — на секунду задумалась Маша. — Его перевели из интенсивной терапии, уже можно навещать.

Он встрепенулся: конечно, он знал, что можно. Он же не считал Марию идиоткой, даже не думал о таком, он уже навещал Зарю однажды, а этим утром Заря припёрся сам.

— Как твоё эмоциональное здоровье? — спросила Мария.

Егору показалось, что Маша произнесла эти слова очень холодно.

— Ты же не психотерапевт, чтобы так спрашивать? — сказал он в ответ.

— Почему ты так решил? — поинтересовалась она.

— Потому что видел табличку на двери.

— На этой? — поинтересовалась Мария. — Это не моя дверь. Полоска бумаги с фамилией и именем съёмная. Её можно вставить в любую табличку на абсолютно любой двери в этой больнице. Я психотерапевт и так уж случилось, замещаю заведующую терапевтическим отделением, потому что настоящая, теперь уже бывшая, забрала семью и уехала в Киев.

— Вот значит что? — растерялся Егор. — Ты не была похожа на мозгоправа в первую встречу?

— А ты не был похож на того, кому психотерапевт так ненавистен.

— Я такого не сказал…

— Как же? Только что. Может быть, это не прозвучало открытым текстом, но посыл понятен.

— Не могу вспомнить, чтобы я сказал что — то в подобном тоне?

— Проблемы с памятью? — совсем недобро прозвучал её вопрос.

Егору показалось, будто он в эту минуту проигрывает нешуточную и очень странную словесную битву. Он замолк, уставившись на неё неопределённым взглядом.

— Тебя посещают навязчивые мысли? — спросила она снова.

— Какие? — переспросил Егор, прекрасно понимая о чём речь: она говорила об обсессивно — компульсивном расстройстве.

— Навязчивые, — повторила она. — Страхи, дурные мысли, образы или побуждения, которые вторгаются в сознание против воли? Ты испытываешь тревогу или панические атаки, когда пытаешься избавиться от таких мыслей?

— Это что, приём, док? Так вы пытаетесь залезть мне в голову? — заговорил Егор, дистанцируясь, инстинктивно перейдя на «вы».

— Ты когда — нибудь хотел нанести себе вред? — задала она очередной вопрос.

— Что за вопросы? — передёрнуло Егора от тональности её голоса.

Он вдруг отчётливо вспомнил, что однажды пришёл в себя на унитазе с женским чулком на шее, привязанным к полотенцесушителю.

— Ты причинял себе вред? — строго повторила она.

Он смутился.

— Это значит — да?

Глаза Егора сделались злыми.

— Какой случай из тех, что ты пережил, беспокоит больше остальных? Может тот, о котором рассказывал? Тот подрыв? — её слова били по лицу как ледяной дождь.