Пешка в большой игре

Это не восстановило Очкарику почки, но способствовало уважению и широкой известности в блатном мире. Последние пять лет он постоянно разъезжал по стране, разрешая наиболее важные и крупные споры. Причем его приговоры практически не обжаловались и недовольных, во всяком случае, явно выражающих недовольство, не оставляли. Наверное, оттого, что решения его были радикальными, как в случае со своими обидчиками.

Когда Клык закончил рассказ, один из телохранителей привычно нагнулся к лицу хозяина. Губы судьи шевельнулись.

– Как ты сумел остаться в живых? – озвучил вопрос грубый голос «гладиатора».

Клык объяснил. Прозвучал следующий вопрос, потом еще один и еще. Настойчивость судьи и направленность вопросов насторожили Клыка. Он подробно описал предосторожности, предпринятые для охраны кассы, долго рассказывал о мерах поиска кассы, и внезапно понял, что оправдывается. У него даже взмокли спина, лоб и ладони, под ложечкой появилось противное сосущее чувство, которое возникает перед броском через «запретку».

Клык угрюмо замолчал.

– Кто из посторонних приходил в тот день? – «перевел» телохранитель очередное движение бескровных губ.

Положенец Юго-Западного района сбился на маловразумительное бормотание о случайном визите друга детства, понимая, что говорит ту правду, которая воспринимается хуже любой лжи.

– Как с ним решили?

Вполне естественный вопрос. Если в щекотливом деле возникает сомнение насчет кого-либо, особенно постороннего, чужого – надо ставить его на перо. Приказать обязан старший и проследить, как выполнен приказ. Если сомнительный чужак жив – сразу ясно, кто виноват.

Клык закашлялся. Он был уверен, что с толковища ногами вперед вынесут Седого. И не поможет ему запасной «Мерседес», набитый вооруженной охраной, потому что Антарктида уже мигнул своим ребятам и они с разных сторон направились в сторону лишней машины. Но сейчас Очкарик ведет дело так, что отвечать должен сам Клык!

Он кашлял, выигрывая время. Неужели те, другие, сумели «смазать» Очкарика? Или как-то иначе повлиять на него? Тогда амба! Прихватит он, конечно, с собой на тот свет одного-двух, да что толку... И кого хватать-то? Исполняют приговор свои, до Резо никак не дотянуться, для того и привезена охрана, на крайний-то случай...

– Решили, как положено, – неожиданно поднялся Рваный. – Пахан приказал уделать, я послал «торпеду» – и с концами, обратно не вернулся...

Клык продолжал кашлять. Рваный влез не в свое дело, нарушил порядок, но если он сам не в состоянии говорить из-за болезни, то поступок младшего по масти считается оправданным. А кашель – следствие ТБЦ, полученного в карцерах и штрафных изоляторах, болезни среди воров распространенной и заслуживающей понимания.

Раз Рваного не перебили и не убрали с толковища, значит, его поступок расценили именно так.

– Этот штемп словно заколдованный, – продолжал Рваный. – Раньше двое наших его пасли – и вляпались за волыны по самые уши. Ничего сделать нельзя было, только из камер до суда вытащили...

Интуитивно Клык понял, что этого говорить не следовало. Во всяком случае, сам он этого бы не сказал. Но у Рваного мозгов немного. Хотя и понял, что надо пахана отмазывать, иначе и ему плохо придется. Клык испытал нечто похожее на чувство благодарности к жулику. Мог ведь и отмалчиваться, как Гвоздодер, пусть идет как идет, вдруг удастся отсидеться, главное, йе высовываться, тогда точно голову отстригут.

Резо моргнул. Толмач – телохранитель – сделал знак рукой. Бьющийся в кашле Клык кулем осел на лавку. Рядом опустился Рваный. Плечо у него подергивалось. Клык вытер рот платком и прекратил имитацию. Наступила очередь другой стороны, и надо было внимательно слушать.

Седой правил не знал, а потому не актерствовал и плел какую-то несусветицу. Сказал, что старые и новые деловые независимы друг от друга и платить никому не должны, а у него угрозами вырвали законные деньги, вот ребята и озлобились, он их не посылал, а куда казна делась, ни он, ни его люди, не знают.

С улицы потянуло дымком. Резо любил шашлык, и рядом с дачей уже готовилось угощение. Кого бы ни зарезали сейчас, Резо, Крестный, Антарктида и Змей сядут за стол, станут пить водку под ароматное дымящееся мясо, поднимут тост за мудрого судью, за воровской Закон, может, за упокой приговоренного... А потом Резо разойдется: за родителей, за друзей, за старших, за волю – он это умеет, на Кавказе молча глотать не принято. Клык пожевал губами, перегоняя с места на место лезвия.

Седому тоже было задано много вопросов: кто из его ребят сидит, где, какие сроки, как помогают они своим братьям, томящимся за проволокой.

Клык перевел дух. Очкарик явно подводил Седого под нарушение Закона о благе воровском. Но вскоре вновь насторожился – речь снова пошла о Сашке Каймакове: кто его прислал, да что он хотел, да как держался, да когда ушел, да что с ним решили...