Пешки Сдвига

"Бах! Бах!" - Новые удары легли практически вплотную к "Горынычу", не достав до внедорожника буквально с полметра. Сквозь зубы взвыл Алмаз, с побелевшим, и стиснутым смесью ярости и отчаяния лицом, сжимая свой верный "дыродел". Царящая за окнами машины вакханалия, была чем-то новым, неизведанным, и судя по всему - очень опасным. Он понимал, что Лихо выбрала наилучший из всех возможных вариантов, но душа протестовала против того, что нельзя выйти из машины, и влепить веером от пуза, три десятка "маслят". Без промаха, конечно же... Приходилось терпеть, и стискивая зубы, следить, как фортуна раз за разом выбрасывает на их поле, пока что выигрышные комбинации. Он чётко понимал, что будет, если она хоть на долю секунды зажмурит глаза, дрогнет кистью, и один из этих "хлыстов" с размаху опустится на "Горыныча". Их удары оставляли в земле, и в асфальте - ямы, глубиной не менее метра.

С боков, правда, пока что за пределами шоссе - совсем уж зарябило в глазах, от замельтешивших ударов. Комья земли, обломки ветвей, и стволов деревьев, попадающих под эту шальную, убойную феерию, взлетали вверх постоянно, неистово, страшно... Стрелка на спидометре "Горыныча" уже упёрлась в сто тридцать, но неизвестная напасть не отставала, держась рядом, как приклеенная.

Лихо впилась глазами в ленту шоссе, боясь отвести взгляд, дрогнуть душой окончательно. Дорога в этом месте была почти гладкой: небольшие трещины - не в счёт, и внедорожник мчался по прямой.

- Давай, давай, давай... - Шатун повторял это слово, как заведённый, и, похоже - не слышал сам себя. - Давай, давай...

Книжник впился взглядом в левое окно, и неотрывно смотрел, как корёжится земля, перепахиваемая какой-то неизведанной жутью. И боялся отвести взгляд, потому что казалось, что от этого зависит - будут ли они ехать дальше, или их незамедлительно накроет. И смотрел, смотрел...

"Бах! Бах! Бах!" - Спереди, примерно в пятидесяти метрах от "Горыныча", лента трассы разлетелась кусками асфальта, просевшего сразу в трёх местах. Лихо, не переменившись в лице, направила машину прямо туда, где Горьковское шоссе украсилось тремя новыми шрамами. Промежуток между провалами в асфальте составлял где-то метров десять. "Горыныч", не сбавляя скорости, влетел на первое "рассечение". Ширина в десять сантиметров, не была серьезной преградой для машины, созданной, чтобы преодолевать дорожные пакости и поглобальнее. Внедорожник тряхнуло, смачно заматерился Шатун, въехавший макушкой в потолок кабины. Книжника, по-прежнему пребывающего в оцепенении, бросило к левой дверце, но он успел выставить вперёд руку, и не пострадал. Зато красочно высказался по поводу того, что он думает обо всей этой сучьей передряге.

- Если выживем, я у тебя пару платных уроков возьму. - Ухитрилась пошутить Лихо, когда третий провал был преодолён. - Хотя, чувствую, что сама пару оригинальных словечек придумаю, если эта говённая выбивалка нервов не закончится сию секунду.

Алмаз всё же не выдержал, и, просунув дуло "Калаша" в окно, высадил всё обойму в пространство, ставшее уже полностью непередаваемо размытым, бьющим по ушам несмолкаемым баханьем. Эффекта не было никакого, да и - собственно, никто особо не надеялся на спасение, полученное с помощью одного-единственного автоматного рожка. Уж очень нематериальными выглядели эти "хлысты", полосующие воздух со всех сторон.

Ещё два "рассечения" легли впереди "Горыныча", крест накрест, каким-то чудом не коснувшись капота. Внедорожник снова тряхнуло, и опять рыкнул Шатун, не уберёгшийся второй раз, как ни старался.

- Ещё с пяток таких подскоков, и будет у нас дополнительный люк. - Лихо бросила это на автопилоте, глаза у неё по-прежнему были упёрто-бешеные, шальные. Она не собиралась сдаваться, мать вашу, не собиралась! Пока колёса вертятся, пока во что-то верится...

- Дай гранату! - Алмаз не собирался бросать экспериментов, надеясь хоть как-то уязвить творящийся за окнами "Горыныча" беспредел. - Не подыхать же, как тараканам под шлёпанцем...

- Типун тебе... - Бросила Лихо, чуть не сорвавшись на крик. - И в носоглотку, и в пупок, и в анус. Не паникуй, пока едем. В конце концов - великорусский "авось", ещё никто не отменял. Авось не сдохнем!

Время как будто притормозило, только не замерло, а потекло вязко, нехотя. Казалось, что мир бесповоротно и навсегда съехал с катушек, и пространство замкнулось вокруг, став нескончаемо неживым, расплывчатым. И виднеющийся впереди кусок шоссе, оставшийся нетронутым этой смазанностью - тоже становится неописуемо тесным, таким узким, что проехать по нему не способен даже велосипед, не говоря уже об изделии российского оборонного комплекса. Лихо потеряла счёт минутам, она знала только, что именно в этот момент, когда она продолжает ощущать себя, чувствуя намертво сжатые на руле пальцы - она ещё живёт. Борется.