Пешки Сдвига

- А это что за митинг единства, и согласия? - Лихо вгляделась вперёд, туда, где серую полосу шоссе, полностью перекрывала какое-то неподвижное скопление невысоких фигур. - Не догоняю я что-то, что бы это значило...

- Гейши. - Шатун уверенно кивнул, когда "Горыныч" приблизился ещё на сотню метров. - Одни гейши. Сплошняком. Что делать будем?

Внедорожник остановился метрах в семидесяти, от плотно стоящих друг к другу тушек ящерообразных монстров, загораживающих всю дорогу, и выпирающих на обочину - ещё метра на три-три с половиной. Больше нигде их не было видно, они были только здесь, перегородив дорогу, безмолвные, обездвиженные, непонятные...

- Есть желающие выйти, и попросить освободить дорогу? - Книжник нервно хохотнул, осматривая собравшийся перед машиной паноптикум. - Вежливо, по-хорошему...

- Только после тебя. - Алмаз не отрывал глаз от открывающейся впереди картины. - Да сколько же их тут? Сотен пять, не меньше... Дрочить мою аномалию!

- Они, что - закаменели? - Шатун старательно пытался найти хоть один признак жизнедеятельности гейш. Но они стояли каменными истуканчиками, не шевелясь, подняв вытянутые головы чуть вверх. Совершенно не реагируя на "Горыныча", урчащего мотором менее чем в сотне метров от них. То ли пребывая в каком-то гипнотическом трансе, то ли ещё по какой-то, схожей причине...

- Что делать будем? - Повторил громила. - Объехать не получится. Сковырнётся наш "Горыныч", как два пальца... Разве что - напрямую. А если они очнутся?

- Книжник! - Лихо оторвалась от созерцания пребывающих в идеальной неподвижности существ. - Добудь-ка штучки три "эфок". Устроим заезд со спецэффектами.

Очкарик обрадовано полез в рюкзак.

- Что, товарищ тяжеловес? - Блондинка повернулась к Шатуну. - Норматив по метанию бризантных приспособлений, выполнить готовы?

- Да хоть до края Материка... - Громила принял от Книжника три мелкорубчатых металлических овала, окрашенных в маскировочный колер. - Подача будет произведена в лучших традициях, не сомневайтесь...

Лихо сдала задним ходом, увеличив разрыв между ними, и гейшами - примерно до ста пятидесяти метров. "Горыныч" взревел мотором, готовый рвануться вперёд. Ящероподобные продолжали стоять, как будто были массово поражены вирусом полной и законченной неподвижности.

- Не застрять бы... - Шатун с некоторым усилием протиснулся в верхний люк. - Я, конечно мальчонка верткий, но поймать ртом с пару дюжин осколков - поищите другого ловкача... Входит, и выходит. Ебулдыцкий шапокляк. Лихо, я начинаю...

Три рубчатых сгустка верной смертушки, лишённые предохранительной чеки, поочерёдно, с интервалом с полсекунды: полетели в самую гущу никак не реагирующих созданий. Скопление гейш, было где-то метров шесть в ширину, и "эфки" легли как по линеечке - где-то метра в полтора друг от друга. Шатун, резко выдохнув, нырнул обратно в кабину, закрывая люк.

Лихо ударила по газам, внедорожник прыгнул вперёд, туда, где вот-вот должно было рвануть до полного недержания. И мочи, и души в теле...

Гейш разметало в радиусе нескольких метров, образовав проезд, достаточный для комфортного передвижения "Горыныча", усеяв кровавыми ошмётками всё вокруг. Тушки ящероподобных поглотили разлетающиеся по сторонам осколки, и до внедорожника не долетело практически ничего. Пара кусочков "эфки" вскользь царапнула бронированную "шкуру" "Горыныча", не причинив никакого весомого вреда.

Оставшиеся в целости гейши продолжали стоять на том же месте, на котором их, в первый раз увидел экипаж внедорожника. Это было невероятно, непостижимо, но снаружи не долетало, ни единого звука боли, учитывая то, что красочно расписанные новой экологией Материка твари, были очень восприимчивы к этим неприятным ощущениям. Порою, отступая при одном-единственном пойманном своей шкурой, ударе...

Колёса "Горыныча", с хрустом вмяли в асфальт первые, разорванные ударной волной тушки. Лихо смотрела только вперёд, но периферийное зрение цепляло окаменело замершие фигуры гейш, с оторванными конечностями, рваными ранами - из которых вытекала тёмно-розовая жидкость. Они по-прежнему не сдвинулись, ни на миллиметр, словно их держала невидимая сила, бывшая сильнее самого мощного явления в этом мире. Тяги к жизни.

Книжник непроизвольно посмотрел себе на грудь: "хамелеон", просто обязанный захлёбываться радужным переливом, был безжизненным, серым. И у него, и у сидящего рядом Шатуна. Как будто вокруг "Горыныча" не было ни малейшего признака присутствия аномального, чужеродного. Бред, чушь, нелепица...