Пешком по Москве

Дом был построен в 1912 году, в это время ни один значимый проект не обходился без культурной составляющей. На крыше здания открыли кафе. С сорокаметровой высоты открывался лучший вид на центр Москвы. А затем еще и построили наверху съемочный павильон товарищества «В. Венгеров и В. Гардин». В подвале же оборудовали небольшой театрик, где все как положено, только маленькое. Сцена – небольшая, рампа – невысокая, есть даже ложи, но с потолком чуть выше человеческого роста. Это помещение занимали театр-кабаре Никиты Балиева «Летучая мышь», Театр сатиры, театр «Ромэн», а сегодня в нем играют студенты ГИТИСа.

После «Иванова» прошло почти 10 лет. Чехов решил вернуться к драматургии. Он собрал в своих апартаментах в меблированных комнатах «Мадрид» (Леонтьевский пер., 21/1, стр. 1) московских деятелей театра и прочел совершенно новую пьесу – «Чайка». Сегодня «Чайка» идет как минимум в пяти московских театрах, а в конце XIX века новая драматургия Чехова казалась невыразительной. Нет броских концовок, нет главного героя, бытовые подробности и случайные реплики размывают сюжет. И после чтения «Чайки» Корш объявил, что невозможно вывести на сцену персонажей, не имеющих ярко выраженного лица, и пьесу он не возьмет. Поверил в «Чайку» Немирович-Данченко.

Тверской бул., 22

© Nigar Alizada Shutterstock.com

Из Леонтьевского переулка через Большой Гнездниковский мы выйдем к Тверскому бульвару. Бульвар длиной почти километр, и на нем стоит несколько театральных зданий. Художественный театр, созданный Станиславским и Немировичем-Данченко и осененный чеховской чайкой, так разросся в XX веке, что не помещался в двух своих старых зданиях, и архитекторы Кубасов, Моргулис и Уляшов возвели в 1973 году огромное новое здание с залом на 1345 кресел (Тверской бул., 22). Инициатором строительства была министр культуры Екатерина Фурцева. Это ее последнее московское начинание, здесь с министром и прощались. Артисты Фурцеву уважали. Она, как и положено было коммунисту и министру культуры, искала антисоветчину даже в произведениях Пушкина, Достоевского и Островского. При этом была умна, тонка и иной раз ее можно было переубедить. Фурцева, пожалуй, первый министр культуры, за которого не было стыдно. Одевалась у лучших портных, дружила с яркими людьми, искренне радела за порученную ей отрасль.

Деятельный министр культуры всемерно поддерживала МХАТ. Главреж Олег Ефремов был в числе ее любимчиков, его поощряли в поисках и прощали в прегрешениях. А вот Высоцкого Фурцева всячески закрывала: запрет на грамзаписи, книги, даже было негласное указание не давать ему положительных ролей в кино.

Кто-то из авторов сравнил культурную жизнь 1970-х с русской народной игрой. Одна команда поет: «А мы просо сеяли-сеяли». Другая отвечает: «А мы просо вытопчем-вытопчем». Спектакли запрещали, но театральные здания строили. Особое положение мхатовцев, театра номер один, в артистических кругах их называли «театральные слоны», плюс любовь Фурцевой к Ефремову породили самый богатый фасад 1970-х. В Москве все возводили из бетона, а на новом здании МХАТа использованы светлый травертин, армянский шоколадный туф, большемерный кирпич, черный метал «под бронзу».