Архитекторы не часто отказываются от авторства. В Москве я знаю два таких дома, и оба стоят возле Мясницких Ворот. В 1966 году Министерство электронной промышленности решило построить на углу Сретенского бульвара административное здание. Административное строительство в центре в тот момент было запрещено, но всесильное «оборонное» министерство провело этот проект, как строительство производственного корпуса (Сретенский бул., 11). В проекте было две башни – 100 и 86 метров разного сечения. Сначала столичные власти укоротили проект. Затем, увидев, как неспешно идет строительство, к стройке охладел профильный министр – ему явно было не успеть посидеть в кабинете на вершине этого здания… Когда на площадку стал с ревизиями приезжать не замминистра, а представитель директора электронного института, чуткие к иерархии строители совсем остановились. Дом закончили только в 1997 году, тогда на стройку приехал мэр и сказал: «Москва светлеет. Надо покрасить дом в белый цвет». И навесные панели из щебня красного гранита оштукатурили. Архитектор Феликс Новиков, измученный приключениями проекта за 30 лет стройки, узнав об изменении цвета здания, официально отказался от авторства.
Второе здание, от которого отказался автор, – Центросоюз (Мясницкая ул., 39, стр. 1). В 1920-е годы в архитектуре сложилась уникальная ситуация. На Западе авангардные здания заказывают богатые единицы, а в Советском Союзе заказчик – государство. И государство считает, что именно авангард выражает новые социалистические идеи. Для строительства огромного здания на Мясницкой Центросоюз объединял все кооперативы страны, приглашают идеолога новой архитектуры Ле Корбюзье. Он сформулировал пять принципов своего стиля: здания приподняты на колонны, для свободного прохода под ними; крыши плоские, для устройства садов; стены прозрачные с максимальным остеклением; на фасадах грубый необработанный бетон; свободная планировка помещений. Сегодня находки из личного арсенала Корбюзье стали традиционными архитектурными приемами.
Здания Корбюзье, парящие на колоннах, позволяли легко проходить под ними, обеспечивали связь между разными частями города. Наши архитекторы решили, что для учреждения важнее застекленный вестибюль, и застроили пространство под корпусами. Архитектор так расстроился, что отказался от авторства проекта. Сначала проект французского архитектора сильно хвалили: мол, творение Корбюзье для новой Москвы то же самое, что Успенский собор Фиораванти для Москвы средневековой – приобщение к передовым мировым тенденциям. Но здание Центросоюза строили долго, и авангард успел выйти из моды. Тут Корбюзье начали ругать, а так как предъявить ему было нечего, здание качественное, то привлекли идеологию: «Но нам ли, шагавшим в огне и воде годами борьбой прожженными, растить на смену себе бульвардье французистыми пижонами!» С упреком говорили, что Ле Корбюзье – архитектор капиталистической страны, хочет строить красиво, дешево, удобно, и этим его задача исчерпывается. Непонятно, а что еще должен делать архитектор? Идеологи объяснят: НАШ зодчий своей архитектурой вносит в новый быт дух бодрости, мужества и жизнерадостности.