Песий бунт

– Да это… трезвый я вообще всегда молчу… когда ханки обожрусь, тогда трепливым становлюсь. а вот просто так никогда говорить не приходилось. Ну кеклик, ну на хрена он сюда приходил?

– Да потому что я его сюда привел – громко ответил Умник – сказал, что здесь мозговой центр всего этого безобразия – вот и привел.

Он с победным и важными видом осмотрел троих своих товарищей – но на них его заявление не подействовало никак. Расстрига только пожал плечами.

– Ты что, в самом деле думаешь, что эти клоуны в камуфляже могут что-то изменить?

– Они не могут, но ведь в это они не поверят, так и будут пробовать, пока шею себе не свернут.

Умник молчал. Все происходившее его весьма забавляло – хотя и настораживало тоже. Никак нельзя было предугадать, что произойдет в следующую секунду. Он то думал, что у автоматчиков просто откажет оружие, а вышло вон он что.

Сидящие у костра, как это не удивительно, действительно не испытывали к шумевшему вдалеке городу никаких симпатий. Расстрига наконец-то смог, не подвергаясь гонениям со стороны официальной церкви, разглагольствовать о своем видении Библии и днем, и частенько ночью, и нигде у него не было более благодарной аудитории. В основном потому, что раньше у Кеклика, как и у Димы, просто не было ни времени, ни желания заниматься чем либо, кроме выпивки. И все, что говорил Расстрига, ложилось, как строка на белый лист.

Дима и Кеклик могли с полным основанием сказать, что в болотистом безлюдном лесу жизнь их началась заново. Заново в прямом смысле этого слова – избавившись от губительного пристрастия к алкоголю, они поняли, что могут жить полноценной жизнью только вдали от соблазнов. Действительно – попробуй, сохрани трезвость, когда со всех сторон в голову долбит реклама пива. А пиво, как известно, самый первый предатель – и те, кто начинает пить пиво, неизменно заканчивают водкой.

В городе все было по-другому – а тут, на вытоптанной площадке, ценились не материальные блага, неважно, какой ценой достигнутые, а личность со всеми ее недостатками и достоинствами. Кеклик, оказывается, был незаменим в плане заготовки грибов – он их просто чувствовал на расстоянии. Дима мог поймать любую птицу – хоть тетерева, хоть рябчика – голыми руками. Они просто впадали в гипнотическое состояние при одном его приближении. Конечно, Дима пользовался своими способностями только тогда, когда разнообразные мясопродукты, по-прежнему исправно поставляемые собаками, просто вставали поперек горла.

Работа закончилась – то ли вся популяция собак была обучена приемам боя с человеком, то ли самая работоспособная ее часть, но делать теперь было совершенно нечего. Пестрый дог сдержал слово – однажды два кряжистых уставших ротвейлера принесли, держа в зубах, палку, на которой болталась клетчатая рыночная сумка. Бросив ее вместе с палкой, безмолвные псы исчезли – а раскрывший ее Дима завопил от неожиданности. Сумка был полна аккуратными банковскими пачками денег.

Сверху лежал лист бумаги, на котором неумелой рукой собачницы с ошибками были выведены суммы, которые причитались каждому из пленников за время его работы на собак. И в конце приписка – если они хотят остаться, то собаки будут по-прежнему снабжать их едой. Снабжать едой без каких-либо взаимных обязательств.

Кеклик, Дима, Расстрига и Лепила подумали и согласились.

Умник о всех этих событиях и не знал – иначе пузатая клетчатая сумка лишилась бы порядочной своей части. И кто знает, куда бы занесло Умника после получения такой суммы на руки – скорее всего, в клинику с диагнозом алкогольный делирий.

А так – по взаимному согласию сумка была припрятана в кустах, а потом перекочевала в подвал землянки, которую за три дня вырыли шустрые дворняги. Теперь иногда Дима ходил в город, принося оттуда самые странные новости – кроме овощей или молока, по которым иногда скучали добровольные пленники.

Меж тем у машины Полянка вроде бы пришел в себя – и, соответственно, в совершенно неописуемую ярость. Первым делом он засунул в глотку два пальца и изверг из утробы все, чем напичкали его у костра. Вторым делом он заявил.

– Так – эти козлам, что у костра, руки за спину и ко мне на разборки. Если по дорогу встретятся собаки – стрелять к едрене фене. Директора Лосиного острова – ко мне в кабинет. Так… так же … какие фирмы у нас озеленением занимаются? Тоже ко мне. Они получают деньги за что? За то, что здесь скоро настоящий лес будет, в черте города? Не хрена. В городе может быть парк, культурный парк, но ни в коем случае не заброшенный участок. Этак всякие деревья скоро и до Измайлова доберутся, а там, между прочим, иностранцы живут.

Он начала ходить на коротких ножках возле машины, размазывая по лысине комаров и озабоченно бормоча…

– Так – так – так… что же делать… вырубить нельзя – зеленые, как коршуны, налетят, вой подымут…ничего, ничего, мы с ним по другому поступим… по другому… так.

Он вдруг остановился и повернулся к одному из охранников.