Песики & Детектив

— А вот это мне и нужно выяснить. Кровь из носу. Ты спец по маркам оружия, по всем нюансам, я в этом вопросе тебе и в подметки не сгожусь. От какого ствола эта пуля?

— Надо подумать.

— Думай.

— Сейчас, — кивнул Колокольцев. — Загоняешь ты меня.

Оставив сигарету на краю пепельницы, он поднялся, принес электронные ювелирные весы и плюхнулся вновь.

— Тут нужна точность — до миллиграмма.

— Охотно верю.

Зажав сигарету в зубах, Колокольцев положил пулю на весы. Цифры забегали и остановились на 20 граммах.

— И что это значит?

— Это значит, что пуля тяжелая.

— У графа Оводова было три револьвера: «Лефоше»… Вот фотографии. — Андрей протянул ему телефон с фотографиями.

— Нет, — выпуская дым, отрицательно покачал головой Колокольцев. — Изящный револьвер, его пуля куда легче.

— «Наган». Следующая фотка.

— Тяжелее, чем «Лефоше», но тоже нет.

— Первые два представлены в коллекции. Третий — итальянский револьвер «Бодео» образца 1889 года, — только упомянут в архивах, так называемая «солдатская модель»…

— Да-да, без защитной скобы на спусковом крючке. Еще одна изысканная вещь, пусть даже созданная для руки солдата. Калибр десять целых и тридцать пять сотых миллиметра. Знаю, но и его пуля весит не более пятнадцати граммов. Калибр у твоей пули куда больше всех трех перечисленных. Это видно обычным глазом: тут почти что двенадцать миллиметров.

— Так от чего она? От какого оружия?

— Есть один старый добрый револьвер, для которого эта пуля подошла бы на сто процентов. Но что он делал в России?

— И что это за револьвер?

Колокольцев усмехнулся:

— Знаменитый на весь мир кольт «Миротворец».

— Любимое оружие ковбоев Дикого Запада?

— Он самый. Страшный пистолет. Для своего времени, конечно. Сорок пятый калибр, «Лонг кольт», как его называли, — «Длинный кольт» — армейский револьвер 1873 года выпуска. Конечно, «Магнум-44» будет куда сильнее, но это спустя полвека. Даю девять против одного, Крымов, что твоя пуля от «Миротворца». И по времени сходится идеально.

— Но за графом такого оружия не числилось.

— Думай, ищи.

— Был еще молодой граф.

— Звучит романтично.

— Поверь мне, не очень.

— А женщина была в твоей истории? — вопросительно поднял брови криминалист. — Только честно?

Андрей Крымов с горечью усмехнулся:

— Была, и очень красивая, между прочим.

— Так и знал. «Шерше ля фам дон лю крим», — усмехнулся криминалист. — «Ищите женщину в преступлении».

— Тебе надо над прононсом поработать.

— И так сойдет. Что с ней случилось?

— Ее убили. Тогда же, когда застрелили и собаку.

— Жалко.

— Очень жалко. Она этого не заслужила.

— Расскажешь эту историю?

— Непременно, когда все узнаю. — Крымов поднялся. — Спасибо тебе, Вадим.

Колокольцев потушил окурок, пожал товарищу руку.

— И пузырь не забудь для рассказа.

— Даю слово. Хотя…

— Что?

— Пил бы ты поменьше, Колокольцев.

— Не учи жить, Крымов.

Они попрощались. Спускаясь по лестнице, Андрей сделал еще один поздний звонок.

— Алло, Яшин…

— Здесь такие не живут, — ответил его недавний переговорщик. — Вы ошиблись, гражданин.

— Мне завтра нужна твоя помощь, Костя. Выручишь? Выходной же.

— Ну конечно, товарищ капитан, — зевнули на том конце связи. — Кого я теперь должен заговорить?

— Сможешь скататься со мной в Елесеево?

— Куда?

Андрей вышел из подъезда в холодную осеннюю ночь, остановился на крыльце.

— Это на границе с Симбирской губернией. Село такое старинное. Очень надо. По тому же делу.

— Сколько ехать?

— Два часа.

— Кто за рулем?

— Я, конечно.

— Очень-очень надо?

— Позарез. И «корочки» твои могут пригодиться.

— А-а, вон в чем все дело! Ладно, скатаемся.

Дома Крымов вновь обратился к интернету. Листал и листал страницы, считывал заголовки. Наконец нашел то, что искал. История кругосветного путешествия фрегата «Королева Виктория» неожиданно преподнесла ему подарок в виде воспоминаний младшего помощника капитана Сэмюэля Страйка. Они были записаны спустя много лет после легендарного путешествия и начинались со сборов в Англии, в порту Ливерпуля. Не таким уж великим лингвистом был Андрей Крымов: текст шел на английском языке, приходилось выделять его блоками и забрасывать в переводчик.

Но эти строки зацепили его сразу:

«Я никогда не доверял старпому, с самого первого дня, как только увидел его на борту корабля и заговорил с ним. У него был легкий акцент, грубоватый, еще тогда я подумал, что он не англичанин, а выходец с континента, может быть, голландец или даже немец. На мой вопрос, откуда его корни, он ответил смешком. Я понял: это не мое дело…»

Фрегат переплыл Ла-Манш и проследовал вдоль побережья Европы. Далее был Гибралтар, затем западное побережье Африки. Все началось у мыса Доброй Надежды. Сэмюэль Страйк описывал путешествие во всех подробностях, приходилось читать или просматривать все переводные блоки. Образ старпома, настоящего морского волка, из числа сорвиголов, которого обожали матросы и побаивалась остальная команда, опасался даже сам капитан, проявлялся все сильнее и ярче. Высокомерный, презиравший всех, не боявшийся смерти, готовый бросить вызов любой опасности…