Песики & Детектив

— Мне больше нравится думать об этом как о таблетке плацебо, — пожал плечами Антон. — Все знают, что это такое?

Татьяна покивала — как жена врача, она знала.

— Безалкогольное пиво на лавочке из старого доброго прошлого опьяняет Виталия как настоящее, — объяснил сыщик остальным. — Не думаю, что это надолго. Наступит осень, похолодает, и нужной комбинации факторов уже не будет…

— Точно, потом уже мы не на лавке, а на подоконнике в подъезде сидели, — припомнила Татьяна.

— …Но сейчас Виталий получил все, что ему было нужно для счастья! — закончил Антон и сел.

— Не все. — Татьяна вдруг встала и зашарила по карманам.

— Что ищешь? — шепотом спросила ее Анна.

— Кошелек не взяла. Дашь мне сто рублей? Надо срочно кое-что купить.

— Не иначе семки? — догадалась подруга и вынула из кармана пару купюр. — Держи. Да не беги ты, до вечера еще времени полно. Твой Виталька до той лавки раньше шести не доберется!

— А голову помыть, а приодеться, а накраситься? Чай, тридцать лет назад я получше выглядела. — Татьяна, схватив деньги, направлялась к двери.

— Стоп, девки! — тяжело поднялась Наталья Григорьевна. — А вы ничего не забыли? — Она кивнула на купюры в кулаке жены доктора. — С Антоном расплатиться надо, он таки дело раскрыл!

— Ой, пардон. — Татьяна, уже взявшись за ручку двери, оглянулась. — Антон, сколько с меня?

— С нас, — поправила ее Анна и снова открыла кошелек. — Я в доле! Было так интересно, хоть в кино не ходи!

— Что мы должны, Антоша? — покивав, спросила и тетка Наталья.

— Что вы должны? — Антон оглядел свой уютный кабинет с занавесками, подушечками, салфетками, пиалами.

Он хмыкнул и сказал:

— Тащите еще тот кактус, который от компьютерного излучения защищает, — и будем в расчете.

Евгения Михайлова Кусочек безумного мира

Во всех окнах квартиры Виолетты круглосуточно горел свет. Жильцы дома, респектабельного, спокойного и лишенного особых бытовых происшествий, любили их разглядывать в порядке развлечения. Зимой на окнах вместо штор висело что-то совсем другое, похожее то на пледы, то на теплые одеяла. Причем Виолетта постоянно меняла их на такое же тряпье, только других цветов. Серые на черные или полосатые тех же тонов.

Одна створка каждого окна всегда была открыта. В щель часто выскакивал маленький зеленый попугай и отчаянно орал в москитную сетку: «Помогите! Убивают!» или «Мама, я тут!».

Летом в жаркую погоду все выглядело еще более экзотично. Окна были распахнуты настежь, москитные сетки сняты, а открытое пространство заполнено уже тюфяками, которые, судя по всему, были замочены в ванне, потому что с них обильно стекала вода. Попугай, лишенный выхода к публике, голосил как из застенка: «Ой-ой-ой! Мама дорогая!» Некоторые соседи утверждали, что это кричит сама Виолетта. И в качестве аргумента говорили:

— Она похожа на такую.

И с этим выводом особо не поспоришь. Виолетта была оригинальна, непредсказуема, она не зависела ни от норм, ни от обстоятельств. Постоянно она не общалась ни с кем из людей, но коротко, на ходу, могла ошарашить любого. Инвалид-колясочник Паша, общепризнанный авторитет дома, главный мудрец и философ, который в отличие от Виолетты общался почти со всеми, причем охотно, обстоятельно и подробно, объяснял наиболее потрясенным созерцателям под окнами с тюфяками и попугаем:

— А я удивляюсь тому, что вы никак не прекратите удивляться. Хозяйка этой квартиры — обыкновенная, совершенно нормальная сумасшедшая. Лично я люблю таких людей. Они точно не банальны, не зомбированы и не скучны. Я хорошо знал ее маму: она была профессором биологии, невероятно умная и продвинутая. Так вот, она сама мне говорила, что в природе не доверяет только тем, кто ходит на двух ногах, если это, конечно, не шимпанзе и не кенгуру. «Люди — это слишком часто бракованные дети природы, — говорила Инна. — То есть в своей массе они катастрофически проигрывают другим обитателям планеты. От них все несчастья, беды и глупости на земле». Самым бракованным ей казался зять, бывший муж Виолетты. Он продержался в этой квартире примерно три месяца. У меня бессонница, часто выбираюсь на воздух подышать, и я сам видел на рассвете, как этот зять Леня выскочил из их подъезда. Он бежал и спотыкался. Он громко плакал, как дитя. А из окна вслед ему летели ботинки, пиджак и пластмассовая кружка. Я все это собрал, догнал Леню на коляске, и мы добрались до углового круглосуточного магазина, где я купил водки. Мы выпили по очереди из его кружки, и вдруг он так просветлел, поцеловал меня в голову и сказал: «Господи, легко-то как. Даже не сразу дошло. Как вопил мне в ухо Ричи, мой зеленый и единственный друг в этой безумной семье: «Свобода, блин!»«. И Леня пошел к метро практически счастливым. Да, этого попугая, который развлекает наш дом, зовут Ричи. Я его уважаю за мудрость. Никогда не брякнет чего-то зря. Всегда к месту. Как говорила мне Виолетта, Ричи больше тридцати лет. Было время набраться опыта и сделать выводы.