Песики & Детектив

— Но орать не следовало, — назидательно заключила она.

— А если все молчат, то как быть, Маша?!

Маша не знала — как. Но сама всегда молчала. На публике. Но на ее кухне отрывалась так, что иногда оставалась ночевать, свернувшись баранкой на ее узком диванчике…

— На сегодня все, Игорь Валерьевич, — закончила онлайн-совещание в узком кругу Ева и потянулась к крышке ноутбука, чтобы его закрыть.

Круг был очень узким — он и она. Ее доклад не предназначался чужим ушам. Тема была очень неприятной: о перерасходе бюджетных средств. По бумагам все будто бы нормально, а в реальности ей многое не нравилось. Игорю Валерьевичу тоже. Поэтому он и попросил ее тайно провести внутренний аудит, предоставив доступ к документам всех отделов.

— Ева, погоди.

Игорь Валерьевич протянул руку, словно пытаясь ее остановить. Ладонь сделалась гигантской. Бросилось в глаза отсутствие обручального кольца на безымянном правом пальце. Странно. Он его никогда не снимал. Злые языки трепали, не снимает даже в бане. За те семь лет, что Ева на него работала, без кольца она его не видела никогда. Можно было, конечно, у Маши спросить: в чем там у Игоря с его красавицей-женой Инной дело. Но она не станет. Ей-то что? Ей это зачем?

Даже если они разведутся — плевать.

Станут делить фирму, переманивая сотрудников каждый на свою сторону — тоже. Она-то знает, с кем останется. Ну, если он позовет.

— Да, да, Игорь Валерьевич?

Ева поправила наушник под повязкой для волос. Сегодня с утра не вымыла волосы, просто зачесала их и задрапировала повязкой — красивой, из синего бархата, так идущей к ее глазам. Это был Машин подарок и словами сопровождался именно такими.

— Ты понимаешь, что это строго конфиденциальная информация? — задал ей вопрос Игорь Валерьевич.

— Разумеется. — Она очень спокойно отреагировала. И зачем-то добавила: — Даже если бы мне очень хотелось с кем-то потрепаться на эту тему, сделать этого я бы не смогла.

— Почему? — округлил глаза он.

— Мне не с кем, Игорь Валерьевич, — ответила она честно. — Трепаться, делиться секретиками, сплетнями… Не с кем и незачем.

— За это тебя и ценю, Ева, — серьезно отреагировал ее босс и хозяин фирмы.

— За мое одиночество? — Она удивленно вскинула идеальной формы брови.

Это тоже были Машины слова. И еще она добавляла, что брови Евы — загадка для генетиков. Они никогда не зарастали, не редели, не светлели. Вели себя словно наклеенные.

— Нет. Не за одиночество, Ева. Я ценю тебя за принципиальность и порядочность.

Почему-то из его уст это прозвучало не комплиментом, а приговором ей как женщине. Но она не позволила себе развить скорбную мысль до конца. Ей скоро сорок. Точнее — через полторы недели. Какой смысл корчить из себя нимфетку! Она же не старший бухгалтер Татьяна. И не станет конкурировать с Ниночкой, которой тридцать пять. И уж точно не будет соблазнять ее мужа, которому сорок пять.

— Почему? — тем же вечером задалась вопросом Маша.

Она лениво потягивала вино из страшного граненого фужера, который купила на какой-то выставке и держала специально для себя на ее кухне.

— Потому что он противный — раз! Потому что он женат — два! И потому что мне скоро сорок, Маша. Я же не дура малолетняя!

— Ты и в малолетстве дурой не была, — отозвалась та ворчливо. — Таких вожатых, как ты, в нашем классе, да и по жизни, никогда не было. Ты завуча за пояс затыкала одним неудобным вопросом.

Маша училась на четыре класса младше. Ева часто была у них вожатой на летних каникулах в лагерях при школе. Завуч, по мнению Евы, вступала в сговор с работниками кухни и пыталась присвоить продукты, не использованные отсутствующими школьниками.

— А куда подевались восемь груш? — Ева иногда начинала полдник с вопросов. — И восемь упаковок сока?

Были и шоколадки, и пирожные, которые не делились на всех, а тупо рассовывались по сумкам работниками кухни и завучем. Ева, как могла, боролась с несправедливостью и поборами. Угрожала, жаловалась. От нее даже пытались отделаться на следующее лето, но желающих занять ее место не находилось. Она снова заступала на должность вожатой и принималась бороться с откровенным воровством.

— А она ведь пыталась меня подкупить однажды, — неожиданно вспомнила Ева, усаживаясь в ногах у Маши со стаканом воды. — Шоколадкой «Аленка». Но все мимо! Да и сладкое я не очень люблю.

Маша поймала ее взгляд на своем граненом фужере и рассмеялась.

— Да, ты любишь только сухое. Прости, что не купила его…

Они потом долго болтали обо всякой всячине, беззлобно сплетничали, хихикали. Ева налила себе сладкого Машкиного вина, разбавила горстью кубиков льда. Нащипала в тарелку холодной вареной курицы, и они продолжили свой треп, таская пальцами кусочки.

— А чего это Игорь Валерьевич без кольца? — брякнула Ева, совсем позабыв о конфиденциальности сегодняшнего совещания.

Она проговорилась и тут же прикусила язык. Покосилась на Машу. Та, охмелев, не заметила, оживилась, села ровнее в диванных подушках.

— Они разводятся, Ева! — выпалила Маша, широко распахивая окосевшие от вина глазищи.

— Это я уже поняла. А по какой причине?