Песики & Детектив

Они коротенько поговорили о богатом на события девятнадцатом веке, о промышленниках, купцах и их положительном влиянии на экономику царской России.

— Так как же он, ваш предок, из мажордомов да в хозяева обувных лавок угодил? Расскажите, очень интересно! А потом уж и о его сыне — Никите Митрофановиче поговорим.

— Говорить о Никите Митрофановиче — одно, а о Митрофане Пантелеевиче, бывшем графском мажордоме, совсем другое.

— Не понимаю вас.

— Вам интересна история, полная страшных семейных тайн?

— Очень.

— Выключите диктофон.

— Заинтриговали, — выполнил просьбу Крымов.

— Только сразу предупрежу вас: хорошего о графе Оводове вы от меня не услышите, как и обо всем его семействе.

— Меня интересует только истина, — успокоил хозяина разумный гость, — какая бы она ни была.

— Очень хорошо. Случилось так, что старый граф Дмитрий Иванович Оводов полюбил. И предметом его страсти, а это была именно страсть, стала его дальняя родственница — бесприданница Мария Черкасова, из предместий, которую отдали графу на воспитание в город.

К Рыкову прыгнула молодая рыжая кошка, потерлась о его руку и улеглась на коленях.

— Сима, — представил ее Рыков. — Умница.

— И красотка, — кивнул Крымов.

Поглаживая рыжую кошку, хозяин домашнего зверинца продолжал:

— От слуг разве что утаишь? Граф был настойчив, и Мария Черкасова, едва повзрослев, стала его любовницей.

— Старый граф и Мария Черкасова? Вы уверены?

— Разумеется, уверен. Причем стала не без охоты. А почему нет? Такая связь обещала многое. Возможный брак. Конечно, они всячески скрывали свою связь, но, повторяю, как такое скроешь от домочадцев? И тут появляется молодой граф. Он приезжает из-за границы — морской офицер, красавец, — и точно клин входит между отцом и молодой женщиной, с которой он был знаком еще с юности. Дмитрий Иванович заказал портрет своей любовницы, он есть в музее Оводова, кстати. Художник точно уловил ее настроение — она там в смятении чувств. С крестом в руках, будто вымаливает у Господа пощады. Сердце разрывается, когда смотришь на нее.

— Я когда-то видел ее портрет, но это было давно, — легонько соврал Крымов.

— Значит, вы в курсе. С появлением молодого офицера все смешалось в доме Оводовых. Оказывается, у девочки была давняя влюбленность в молодого графа, но потом тот исчез, и она почти забыла о нем. А он, вернувшись, увидел в юной красавице свой идеал. Который принадлежал его отцу. И тут случилась сцена, о которой упоминал мой прапрадед — Митрофан Пантелеевич Рыков. Однажды он проходил по второму этажу дома и услышал громкий хлопок двери. Он понял, чья это была дверь. Марии! Но она явно не могла так садануть ею о косяк. А вдруг случится дурное? Митрофан на цыпочках подкрался к покоям Черкасовой и тотчас услышал в комнате Марии громкий и нервный разговор. Говорили мужчина и женщина. Как и все слуги, Митрофан был любопытен. Такова природа лакеев: они должны быть в курсе домашних перипетий. Он прильнул ухом к двери и услышал властный голос: «Ты — моя и будешь принадлежать только мне!» Но кто говорил, отец или сын, оставалось неясно. Голоса их были похожи. Митрофан прильнул глазом к замочной скважине и увидел яркий красный свет — почти кровавый. Словно плеснули кровью! Но это были просто шторы в комнате Марии Черкасовой…

Крымов слушал его как завороженный. «Да, да!» — твердил он про себя. Его ясновидческий сон вновь разом вспыхнул в памяти: и кровавый цвет штор, и фигура женщины, метавшаяся от окна и обратно. Все так и было! Она наверняка ждала мужчину! И он вошел к ней с этим стуком. Призрак пса Арчибальда привел его, Андрея Крымова, именно туда, где он и должен был оказаться в те роковые минуты. А не слышал он звуков в своем сне, не увидел огней, потому что оказался на территории безвременья. Но именно в самый важный час, когда вершились эти события.

— А потом Митрофан услышал шум и возню, — продолжал Рыков. — Или даже борьбу? Что-то вроде того. Потом все смолкло. Сильно скрипнула кровать, всеми пружинами — так, словно на нее повалились разом. Потом он вновь услышал: «Прошу тебя, нет! Нет же! Я так не могу!..» — «Сможешь, никуда не денешься!» — грубо и глухо сказал мужчина. Было ясно: женщину брали силой! И тут мой предок Митрофан Пантелеевич понял, что пора уносить ноги. Все остальное его точно не касалось. Он быстро убрался на первый этаж, в свою комнату, и забыл об этой истории до срока.

— Думаете, Марию Черкасову изнасиловали?

— Уверен, господин журналист.

— Но кто же это был, отец или сын? С отцом у них и так была связь…