Пески Марса : Город и Звезды.Пески Марса. Большая Глубина

Лет сто назад ирландский поэт Дансени написал пьесу «Какая польза от человека», вы скоро увидите ее в одной из наших телевизионных программ. Герою пьесы снится, что чудесные силы перенесли его куда-то из солнечной системы и он предстал перед судом зверей. Если за него не вступятся хотя бы два животных, человечество будет уничтожено. Только собака находит добрые слова в защиту своего повелителя, все остальные, помня старые обиды, говорят, что для их блага было бы лучше, если бы человек никогда не существовал. Вот-вот будет вынесен роковой приговор, но в последнюю секунду появляется еще один поручитель и спасает человечество от погибели. Единственным, кроме собаки, существом, которое нуждается в человеке, оказался… комар.

Вы скажете, что это всего-навсего забавная шутка. Наверно, и сам Дансени так думал — он был заядлым охотником. Однако поэты часто, сами того не подозревая, высказывают глубокие истины. И мне сдается, что эта почти забытая пьеса содержит чрезвычайно важную для человечества аллегорию.

Лет через сто, Франклин, мы в буквальном смысле слова выйдем за пределы солнечной системы. Рано или поздно мы встретим разумные существа намного совершеннее человека, но совсем не похожие на него. И когда придет это время, вполне возможно, что превосходящие нас существа будут обращаться с нами так, как мы обращались с другими обитателями своей планеты.

Эти слова были произнесены негромко, но так убежденно, что Франклину на миг стало не по себе. И он подумал: а ведь, пожалуй, во взглядах Маханаяке Тхеро есть что-то, и не только простая гуманность. (Если к понятию гуманность вообще приложимо слово «простая».) Ему и самому никогда не нравилось то, во что выливалась его работа, настолько он привязался к своим исполинским питомцам — но что поделаешь!..

— Все это звучит очень убедительно, — признал Франклин, — однако хотим мы того или нет, надо мириться с объективной реальностью. Не знаю, кто автор выражения «Зубы и когти природы в крови», но сказано верно. И если миру придется выбирать между пищей и этикой, могу заранее сказать, что победит.

Тхеро чуть-чуть улыбнулся, намеренно или подсознательно копируя благостное выражение лица, которое столько поколений художников сделали главной и неотъемлемой чертой Будды.

— Но ведь в том-то и дело, дорогой Франклин, — ответил он, — что выбирать нет нужды. Нам впервые в истории предоставлена возможность выйти из древнего круга и есть в свое удовольствие, не проливая крови невинных созданий. И я искренне благодарен вам, вы помогли мне увидеть, как это сделать.

— Я? — воскликнул Франклин.

— Вот именно, — сказал Тхеро, и его улыбка нарушила все каноны буддийского искусства. — А теперь, если вы не против, я немного посплю.

21

— И это, — бурчал Франклин, — моя награда за двадцать лет преданной службы обществу: собственная семья смотрит на меня как на запятнанного кровью мясника.

— Но ведь это все была правда, — сказала Энн, показывая на экран телевизора, где только что ручьями лилась кровь.

— Конечно, это правда. И вместе с тем очень искусный монтаж с определенной целью. Я могу так же убедительно выступить в нашу защиту.

— Ты уверен? — спросила Индра. — Можешь не сомневаться. Главное управление попросит тебя об этом — справишься ли?

Франклин негодующе фыркнул:

— Эти цифры и расчеты — вздор! Дурацкая мысль — превратить наше стадо из мясного в молочное. Если мы все бросим на производство китового молока, это не возместит и четверти жиров и белков, которые мы потеряем, закрыв разделочные цехи.

— Давай, Уолтер, — ласково произнесла Индра, — отводи душу, не то еще лопнет какой-нибудь сосуд. Я же знаю, что тебя больше всего задело: его предложение расширить планктонные фермы, чтобы возместить потерю.

— Но ведь ты биолог, скажи сама, есть смысл делать из горохового супа грудинку или бифштексы?

— Во всяком случае, это возможно. Ловко они придумали — сам шеф-повар ресторана «Уолдорф» попробовал настоящий и синтетический бифштексы и не сумел их отличить. Да, тебя ждет тяжелый бой — планктонники сразу станут на сторону Тхеро, и в Главном морском управлении будет полный раскол.

— Он на это и рассчитывал, — сказал Франклин с невольным восхищением. — Он чертовски хорошо осведомлен. Не надо было мне тогда столько говорить корреспонденту о производстве молока, а они еще постарались, так расписали, что дальше некуда. Уверен, с этого все и пошло.

— Кстати, я как раз хотела спросить — откуда у него данные, на которых построены расчеты? По-моему, они были известны только работникам отдела.

— Верно, — признал Франклин. — Как я сразу не подумал? Завтра утром отправлюсь на Герон, потолкую с доктором Люндквистом.

— Возьми меня, пап, — попросила Энн.

— В следующий раз, дочурка. Ты еще маленькая.

— Доктор Люндквист сейчас в лагуне, сэр, — сказал старший лаборант. — И его никак не вызовешь, пока сам не вернется.

— Вот как? А если я отправлюсь туда и позволю себе отвлечь его?

— Вы знаете, сэр, не стоит. Аттила и Чингисхан не любят чужих.

— Черт возьми, он с ними плавает?