Пески Палестины

По всему выходило: немцы не только заполнили город вездесущими фашистско‑тевтонскими патрулями, но и захватили самые выгодные стратегические пункты. Такого противника голыми руками не взять.

Бурцев вздохнул. Ладно, пора двигаться дальше. Долго маячить на виду у сторожевых вышек не стоило. К тому же до наступления темноты следовало найти местного подпольщика и тайного информатора Айтегина.

— Куда теперь, Хабибулла? Где нам искать Мункыза?

— На Хлебном рынке, — без запинки ответил араб.

— Ну, так веди…

Глава 38

Хлебный рынок жил своей обычной жизнью. Шумел под самыми ограждениями Прохода Шайтана и, казалось, не замечал опасного соседства.

Ничего удивительного. При любом хозяине, при любом строе, при любой власти и в любом столетии шумный восточный базар — это шумный восточный базар. Несмолкаемый гвалт, крики зазывал, верблюжий и ослиный рев, мычание рогатой скотины, ржание лошадей. И азартная — до хрипоты, веселая и злая одновременно, торговля. Та, что позволяет хотя бы на время забыть и о патрулях на улицах, и о комендантском часе, и о виселицах перед городскими воротами, и о смертельной магии Хранителей Гроба, и о трубе крематория у Храмовой горы.

Парадокс: бывает, оказывается, так, что погоня за барышом не губит человека. Бывает, что страсть к наживе поднимает или хотя бы приподнимает его с колен. Бизнес, дух предпринимательства — дело такое, труднообъяснимое…

На рынке лица запуганных горожан становились открытее, глаза — смелее. Редкие же эсэсовские мундиры и тевтонские кресты будто растворялись в пестрой толпе. Иерусалим, даже находясь под германской пятой, не утратил статуса Святого Города, а значит, и крупного торгового центра, который всегда будет там, куда устремляются толпы паломников.

От несметного количества товаров на прилавках, телегах и повозках разбегались глаза. Единственное, чего здесь не хватало, так это запретной отточенной стали и доброго доспеха. Кое‑где, правда, сиротливо лежали дозволенные немцами куцые ножички с клинком в пол‑ладони. Но такие годились лишь для хозяйственно‑бытовых нужд. Кое‑как, с грехом пополам, наверное, можно было ими и забить скотину. А вот чтобы этой перочинной ковырялкой прирезать человека, нужно очень и очень постараться.

Настоящее же, боевое оружие отсутствовало напрочь. Днем с огнем не сыскать в торговых рядах ни мечей, ни сабель. Не было на рынке луков и стрел, копий и боевых кинжалов. Не продавались кольчуги, щиты, панцири и шлемы. Для оружейников и бронников Святой земли наступили тяжелые времена. А в остальном… В остальном восточный базар гудел как ни в чем не бывало.

Лавчонка целителя, алхимика и астролога Мункыза располагалась в малюсеньком домишке. За глухим высоким дувалом с крепкими воротцами — небольшой дворик и едва видимая с улицы хозяйственная пристройка. В общем, жилье и торговая точка под одной крышей. И явочная хата иерусалимских подпольщиков — до кучи… Вероятно, там же, за забором, имелось и что‑то вроде фармакологической мини‑мануфактуры. И дом, и двор настолько провонялись сомнительными снадобьями и алхимическими опытами, что лавку целителя, наверное, мог бы отыскать даже слепой. По запаху.

И еще один любопытный нюанс. Логово Мункыза находилось на отшибе — вдали от базарной толчеи, за восточной границей Хлебного рынка, и лепилось к развалинам бывшей госпитальерской резиденции. Дальше — только руины, с которых смелые и предприимчивые горожане потихоньку таскали камень. Еще дальше — колючая проволока и минные заграждения.

Вряд ли в этом невеселом местечке на окраине рынка и под боком у Хранителей Гроба бизнес Мункыза так уж сильно процветал. Зато расположение лавки позволяло ее владельцу спокойно, не вызывая никаких подозрений, наблюдать за Проходом Шайтана и посматривать на подворья Церкви Гроба и Сен‑Мари‑де‑Латен, занятые тевтонским гарнизоном. Сторожевая колокольня с пулеметом и прожектором отсюда тоже просматривалась великолепно. Хабибулла давал последние наставления:

— Надеюсь, Мункыз узнает меня сразу и примет всех нас так, как должно принимать гостей радушному хозяину. Он понимает по‑немецки и по‑французски. Но никто из вас не должен говорить, пока с ним не побеседую я. Сначала старику нужно дать понять, что меня сопровождают друзья, а не враги.

— Как? — спросил Бурцев.

— Есть одна хитрость. Я попрошу у Мункыза воду. Мункыз вынесет. Если рядом враг — я выпью воду. Это значит, хозяину нужно быть крайне осторожным. Если же пришли друзья, я откажусь от принесенной воды.

Бурцев хмыкнул. Вот блин! У этих сарацинских подпольщиков все как положено — явки, пароли…

А Мункыз не дремал. Их заметили прежде, чем Хабибулла стукнул в низенькую прочную дверь.

— Вай, Хабибулла! — Дверь открылась. Бурцев вытянул шею, пытаясь разглядеть, что там, в домике‑лавке.

— Хабибла! Хабул! Хабук! Хабки! Абки![48] — насмешливой скороговоркой неслось из полумрака, пропитанного убойным букетом. От острых запахов кружилась голова.

— Салям алейкум!