Песнь Ахилла

С собой у меня ничего не было. Мои скудные пожитки отнесли в опочивальню, а присланное отцом золото уже отправилось в казну. Расставшись с ним, я почувствовал странную тревогу. Оно было моим спутником все эти недели странствий, напоминанием о том, какова мне цена. Содержимое откупа я знал наперечет: пять золотых кубков с резными ножками, скипетр с тяжелым набалдашником, ожерелье чеканного золота, две богато украшенные статуи птиц и деревянная лира с золочеными ручками. Последнее, я знал, было против правил. Дерево везде водилось в изобилии, оно было дешевым, тяжелым и отнимало вес у золота. Но никому не придет в голову отказаться от такой красивой лиры; она была частью приданого моей матери. Пока мы ехали сюда, я то и дело совал руку в притороченную к седлу суму и гладил отполированное дерево.

Я догадывался, что меня ведут в тронную залу, где мне надлежит встать на колени и рассыпаться в благодарностях. Но слуга внезапно остановился перед боковой дверью. Царь Пелей в отлучке, сказал он мне, вместо него я предстану перед его сыном. Я встревожился. Не к этому я готовился, когда затверживал почтительные слова, сидя верхом на осле. Сын Пелея. Я еще помнил темный венок на его светлых волосах, мелькавшие на дорожке розовые подошвы его ног. Вот каким подобает быть сыну.

Он лежал на широкой, покрытой подушками скамье, уперев себе в живот лиру. Лениво пощипывал струны. Он не слышал, как я вошел, ну или не захотел поворачивать головы. Тогда я впервые стал понимать, какое мне тут отведено место. До этого дня я был царским сыном, меня ожидали, о моем прибытии возвещали. Теперь же мной можно было пренебречь.

Я шагнул вперед, шаркая ногами, и он вяло перекатил голову набок, чтобы взглянуть на меня. За те пять лет, что я его не видел, он перерос детскую округлость. Я разинул рот, меня так и обожгло его красотой: глаза темной зелени, черты лица тонкие, как у девушки. У меня эта красота вызвала резкую, молниеносную неприязнь. Я изменился не так сильно, не в лучшую сторону.

Он зевнул, веки у него были набрякшие.

– Как тебя зовут?

Его царство было половинкой, четвертушкой, восьмушкой царства моего отца, я убил мальчика и оказался в изгнании, а он все равно не знал, как меня зовут. Я стиснул зубы и ничего не ответил.

Он снова спросил, уже громче:

– Как тебя зовут?

В первый раз моему молчанию еще можно было придумать оправдание: допустим, я его не услышал. Но не во второй.

– Патрокл.

Так при рождении меня – с надеждой, но необдуманно – нарек отец, и это имя отозвалось горечью у меня на языке. «Отцовская честь» – вот что оно значило. Я ждал, что он посмеется над этим именем, отпустит какую-нибудь остроумную шуточку насчет моего позора. Но он промолчал. Может быть, подумал я, он для этого слишком глуп.

Он перекатился на бок, поглядел на меня. Золотой локон упал ему на глаза, и он дунул на него, чтобы отбросить в сторону.

– Меня зовут Ахилл.

Я вскинул подбородок, самую малость – понятно, мол. С минуту мы глядели друг на друга. Затем он моргнул и зевнул снова, будто кошка, широко разевая рот.

– Добро пожаловать во Фтию.

Я воспитывался при дворе и умел по голосу понять, что во мне более не нуждаются.

В тот день я узнал, что не был у Пелея единственным воспитанником. Мелкий царек оказался богат ненужными сыновьями. Говорили, что он и сам когда-то был в бегах, а потому проявлял милосердие ко всем изгнанникам. Моя постель оказалась циновкой в длинной комнате, где все остальные мальчишки или отдыхали, или шумно мерились силами. Слуга показал, куда отнесли мои вещи. Несколько мальчишек вскинули головы, уставились на меня. Я уверен, что кто-то из них обратился ко мне, спросил, как меня зовут. Уверен, что я ему ответил. Они вернулись к своим играм. Ничего интересного. На негнущихся ногах я прошел к своей циновке и стал дожидаться ужина.

На закате нас позвали есть – откуда-то из недр дворца раздался грохот бронзового колокола. Мальчишки побросали свои игры и выскочили в коридор. Дворец был выстроен будто кроличья нора – сплошь петляющие проходы и внезапные закутки. Я чуть было не споткнулся о пятки мальчишки, бежавшего передо мной, – так боялся отстать и потеряться.

Трапезная находилась в передней части дворца, в длинной зале, окна которой выходили к подножию горы Отрис. Зала эта была такой большой, что могла многократно вместить всех нас: царь Пелей любил принимать и потчевать гостей. Мы сидели на дубовых скамьях за столами, хранившими вмятины от годами громыхавших по ним блюд. Кормили тут незатейливо, но щедро – соленой рыбой, толстыми ломтями хлеба и сыра с травами. Мяса – ни козьего, ни коровьего – не подавали. Оно полагалось только членам царской семьи или в дни празднеств. В другом конце залы огонь лампы высветил яркие волосы. Ахилл. Он сидел с компанией мальчишек, которые хохотали, широко раскрыв рты, над какой-то его шуткой или выходкой. Вот каким подобает быть царскому сыну. Опустив голову, я разглядывал кусок хлеба, грубые крошки которого царапали мои пальцы.