Песнь Бернадетте

Под такие осторожные разговоры опорожняется первая бутылка, причем гостю из вежливости дают большую фору. Давно забытое чувство умиротворенности овладевает душой клятвопреступника. Вторая бутылка уже на исходе, когда д’Англа простодушным и ясным взглядом заглядывает в глаза Субиру.

— Для меня ты большая загадка, дружище, — говорит бригадир. — На твою дочь низошла милость Божья. Не меньше двадцати тысяч собралось недавно возле Грота. А тебя самого там почти не видать. Что нам об этом думать? И что ты сам думаешь?

— Я человек простой. И никому нет дела, что я об этом думаю.

— Не виляй, Субиру! Веришь ты, что Бернадетте является Дама, или не веришь?

Субиру, набравшийся к этому времени много больше своих собутыльников, не может сдержаться, хотя уже едва ворочает языком.

— Ишь какие умники нашлись! — язвит он. — Если вы ездите по железной дороге и посылаете телеграммы во все страны, то уж думаете, что Пресвятая Дева не может явиться к нашему брату. А она вот берет и является, клянусь Небом! И если хочет, то ездит по железной дороге.

— Здорово отбрил! — орут болельщики. — Почему бы Пресвятой Деве не ездить по железной дороге? Пускай декан Перамаль отобьет об этом телеграмму епископу в Тарб!

Коротышка Калле, упившийся первым, барабанит кулаками по столешнице.

— Не по железной дороге, — горланит он, — а на воздушном шаре. Именно на воздушном шаре! И пускай привезет к нам все Святое семейство…

Такое примитивное богохульство веселит сердца простых людей, даже если они привержены вере. Кто в таком тоне говорит с Небесами, тот без особого труда приобретает славу лихого парня. Душный зал трактира сотрясается от хохота. И на фоне этого хохота бригадир внезапно спрашивает:

— Каково это — принадлежать к Святому семейству? А, Субиру?

— Что — каково? — лепечет пьяный.

— Ну как же, Субиру, ты ведь теперь принадлежишь к Святому семейству.

— Почему это?

— Очень просто. Слушай внимательно! Что такое Святое семейство, ты, конечно, знаешь. Это Пресвятая Дева, ее Сын и Святой Иосиф…

— Ха, Святой Иосиф! — кричит кто-то. — Для меня он то же самое, что принц Альберт, супруг английской королевы Виктории…

— Никаких выпадов против глав других государств! — рычит Калле. — Не то нам придется вмешаться.

— Принц Альберт способен на такое, чего Святому Иосифу не сдюжить, — замечает кто-то из знатоков. Но бригадир, любовно поглаживая холеные усы, не отстает. Глаза у него рыбьи, водянистые, лицо красное и одутловатое.

— Раз Пресвятая Дева приходит к твоей Бернадетте, — заявляет он, — значит, у нее имеются к ней родственные чувства. Это же ясно как день. А может, кому неясно? Дева чувствует свое родство с Бернадеттой, так? Этого ты ведь не станешь отрицать.

— Не станешь ты этого отрицать! — повторяет Калле и, повысив голос до крика, подступает к Субиру: — Сейчас же признайся, что ты принадлежишь к Святому семейству!

Субиру только что опрокинул решающую рюмку, после которой приятное опьянение обычно переходит в трагический накал. Он медленно поднимается с места и мрачно выпаливает:

— Признаю, что я член Святого семейства!

Папаша Бабу оглушительно хлопает в ладоши. Но его хлопки перекрывает пронзительный голос Калле:

— Если уж ты член Святого семейства, то нечего рыгать и портить воздух в помещении…

— Тихо! — орет д’Англа и ждет, когда установится тишина. Потом придвигается красным лицом к желтовато-бледному лицу Субиру.

— А теперь ответь мне, Субиру, не стесняйся: каково принадлежать к Святому семейству?

Субиру оглядывается невидящими глазами. Крупные капли пота стекают у него по лбу. Он явно перебрал. Слишком долго он воздерживался. И слишком быстро пил. Язык еле ворочается у него во рту.

— Принадлежать к Святому семейству… — лепечет он. — Это… это… это проклятье!

И он мешком оседает на лавку, роняя голову на стол и прикрывая ее руками. Никто уже не смеется. Жандармы и Калле выходят из зала и после держат голову в холодной воде до тех пор, пока окончательно не приходят в себя и могут показаться на улице. Спустя полчаса они провожают Франсуа Субиру до дома. Из-за этой процессии в Лурде держится упорный слух, что прокурор приказал арестовать отца Бернадетты. Тут уж бригадир д’Англа, жандарм и полицейский Калле испытывают такой стыд что, немного посовещавшись, решают: не подавать рапорт «о случае тяжкого опьянения», хотя их начальники наверняка были бы им за это благодарны, а еженедельник «Лаведан» мог бы поместить по этому поводу статейку частично морального, частично научно-популярного толка под заголовком: «Дочь алкоголика».

Глава двадцать седьмая ОГОНЬ ИГРАЕТ С ТОБОЙ, О БЕРНАДЕТТА!