Песнь Бернадетте

Торжественная церемония происходит в просторном и холодном зале, где составлены полукругом два десятка кресел. Согбенная от старости настоятельница ордена, восемь наиболее уважаемых монахинь капитула, главный викарий Невера, представители обоих епископов и еще несколько клириков встают с кресел и стоя встречают предшествуемые настоятельницей монастыря и сестрой Возу носилки, на которых вносят в холодный зал Марию Бернарду. Толпа монахинь скромно жмется у задней стенки. Старший из богословов деликатно склоняется над Бернадеттой.

— Мы постараемся как можно меньше утомить вас, сестра. Будет зачитан протокол епископской комиссии, занимавшейся расследованием вашего дела в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году. В нем зафиксированы все показания, сделанные вами ровно двадцать лет назад. Мы просим вас лишь подтвердить эти показания. В состоянии ли вы это сделать?

Бернадетта обводит всех расширенными от страха глазами и едва заметно кивает. Опять допрос? Монотонный голос читающего бьется в ее ушах. Словно из бесконечной дали доносится до нее рассказ о четырнадцатилетней девочке, которая пошла за хворостом и вдруг увидела прекрасную Даму. Долго, очень долго длится этот рассказ, и все ее тело деревенеет от холода. Слабое дыхание облачком пара колеблется у ее губ. Бернадетта напрягает все силы, чтобы выдержать этот допрос. Закончив очередной абзац протокола, ласковый голос читающего спрашивает:

— Сестра Мария Бернарда, можете ли вы еще раз подтвердить истинность того, что только что слышали?

Молящим взглядом смотрит Бернадетта в пустоту. Потом слабым детским голоском шепчет:

— О да, о да… Я ее видела…

Чтение продолжается. Кажется, время остановилось. Тихий голос читающего время от времени спрашивает:

— Сестра Мария Бернарда, можете ли подтвердить истинность того, что только что слышали?

Все так же глядя куда-то вдаль, Бернадетта отвечает одно и то же:

— Я ее видела, да, я ее видела…

Примерно час спустя ее относят назад в келью, где она остается наедине с Натали, и одеревенелость мало-помалу исчезает. Она сменяется судорожными рыданиями, сотрясающими все ее тело. Кажется, все, что в ней еще осталось от плоти, готово распасться на части.

— О Боже! — стонет она, когда вновь обретает способность говорить. — Они будут все время приходить — и завтра, и послезавтра, и спрашивать, и спрашивать до самого последнего дня…

Натали опускается на колени и кладет ладонь на ее лоб.

— Вы же при всех подтвердили правдивость своих слов, друг мой… И никто больше не будет вас терзать…

— О, это мне лучше знать, — жалобно вздыхает Бернадетта. — Меня будут мучить, пока я жива. И будут все спрашивать и спрашивать… Выйдя за дверь, они сразу все забывают и хотят снова и снова все это слышать. — И потом, когда рыдания утихают, добавляет: — Никак не могут мне поверить… И я понимаю почему… Слишком большая честь была мне оказана…

После этого приступа отчаяния Бернадетта как будто бы засыпает. Натали тихо сидит рядом. Но больная вдруг приподнимает голову.

— Не подадите ли мне мой белый мешочек, сестра?

Натали достает из шкафа ветхую, выцветшую от времени холщовую сумку, с которой Бернадетта ходила в школу. Когда-то в ней лежали букварь, Катехизис, вязаный чулок, горбушка хлеба, кусочек леденца и глиняный ослик с отбитой ножкой. Когда Натали высыпает содержимое сумки на одеяло, в наличии оказываются лишь букварь и ослик. Бернадетта удовлетворенно кивает. Сколь преходящи сокровища богачей, столь долговечны богатства бедняков. Бернадетта показывает пальцем на образок Богоматери, подаренный ей Перамалем.

— Возьмите этот образок, сестра, — просит она, — положите в конверт и напишите адрес: «В город Лурд, досточтимому декану Мари Доминику Перамалю».

— Только образок, больше ничего не надо? — удивленно спрашивает Натали.

— Этого достаточно, — отвечает Бернадетта. Но когда Натали уже собирается уйти, больная подзывает ее к себе: — Сестра, напишите, пожалуйста, за меня: «Дорогой кюре, Бернадетта Субиру помнит о Вас!»

Час спустя Мария Бернарда впадает в беспамятство. В тот же вечер ее перевозят в больницу. Навсегда.

Глава сорок шестая АДСКИЕ МУЧЕНИЯ ПЛОТИ

В тот же день, когда престарелый декан Перамаль собрался наконец поехать в Невер, в Лурд приезжает Гиацинт де Лафит, литератор, с той памятной весны двадцать один год назад ни разу не ступавший на здешнюю землю. Подвигли месье де Лафита на это путешествие две явные причины и одна тайная. Один из племянников, навестивший его в Париже, весьма настойчиво пригласил дядюшку провести несколько недель перед Пасхой на его собственной вилле в окрестностях Лурда. Семейство Лафит давно лишилось старинного родового замка на острове Шале. Замок этот, как и сам остров, был откуплен Тарбским епископатом и погиб в результате изменения русла реки Гав и строительства новых сооружений вблизи Грота. Члены этого разветвленного семейства построили себе комфортабельные виллы в живописных окрестностях, вдали от суеты, создаваемой толпами больных и паломников.