Песнь для Арбонны

— Твои кораны убили моего коня и моего пони, — спокойно ответил Блэз. — У меня были причины полагать, что они намерены убить меня.

— Возможно, — согласился Уртэ де Мираваль. — Должен ли я по этой причине простить тебе шесть смертей? Не думаю, что прощу, и, даже если бы захотел, в этом деле есть еще одна пострадавшая сторона. Человек, который будет очень рад узнать, что ты сегодня вечером находишься здесь. Возможно, он даже присоединится к нам позднее, и это будет интересно. Так много несчастных случаев происходит в толпе на карнавале. Это один из прискорбных аспектов праздника, ты со мной согласен?

Блэз понял прозрачную угрозу, только не знал, откуда она исходит. По тому, как застыл Валери, он понял, что тот это знает.

— Существует закон, касающийся убийств между Миравалем и Талаиром, — резко произнес кузен Бертрана рядом с Блэзом. — Тебе это хорошо известно, господин герцог.

— Действительно, известно. И, если уж на то пошло, шестеро моих погибших людей тоже это знали. Если бы только наша любимая правительница в Барбентайне могла издать законы, охраняющие от опасностей бурной ночи в этом городе. Разве это не было бы приятно и не внушало бы уверенности? — Его взгляд снова переметнулся от Валери к Блэзу и остался там, он напоминал взгляд хищного дикого кота.

И тут Бертран де Талаир наконец повернулся лицом к человеку в дверях.

— Тебя никто не боится, — напрямик заявил он. — В тебе нет ничего, кроме прокисшей злобы. Даже виноград на твоей земле имеет тот же вкус. И в последний раз спрашиваю тебя, господин де Мираваль, потому что не позволю продолжать подобный разговор: зачем ты сюда пришел?

И снова он не получил ответа, по крайней мере, от человека, которому задал вопрос. Вместо этого какая-то женщина, в плаще с капюшоном, вышла из-за его спины и вошла в зал. До этого ее скрывала мощная фигура герцога.

— О боже, о боже, о боже! — воскликнула она. — Я совсем не хотела, чтобы так получилось. — Эти слова должны были выражать раскаяние и огорчение, но тон был весьма далек от подобных чувств. В ленивом, протяжном выговоре Блэз услышал скуку и раздражение, и ясный намек на властность. «Еще одна, — подумал он. — Еще одна из этих женщин».

Изумление и гнев другого рода сверкнул в глазах Бертрана де Талаира.

— Ариана, что это ты делаешь, по-твоему? Это какая-то игра? Если это так, то ты зарвалась.

Ариана. Ариана де Карензу, королева Двора Любви. Женщина, с которой заговорили так резко, подняла унизанную кольцами руку и откинула с головы капюшон, потом небрежно тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам.

«Но ведь она замужем, — тупо подумал Блэз. — Ее волосы должны быть подобраны, даже в Арбонне». Но они были распущены. Они были густыми и черными, как вороново крыло, и у него на глазах волной заструились вдоль ее спины, освобожденные из временного укрытия под капюшоном. По залу пронесся удивленный, взволнованный шепот. Глядя на женщину, стоящую рядом с Уртэ де Миравалем, не в силах в тот момент отвести от нее взгляд, Блэз подумал, что он понимает почему.

— Зарвалась? — повторила Ариана очень тихо. — Я не могу позволить подобных выражений даже другу, Бертран. Не знала, что мне нужно спрашивать у тебя разрешения навестить «Льенсенну».

— Ничего подобного. Но ты также знаешь…

— Я знаю только, что герцог Мираваль был настолько любезен, что пригласил меня составить ему в этот вечер компанию, чтобы насладиться развлечениями карнавала, и я с радостью согласилась. Я также считала, очевидно, ошибочно, что на сегодня по крайней мере два самых знатных сеньора Арбонны забудут свою мелкую вражду хотя бы настолько, чтобы вести себя учтиво в обществе женщин в ночь, посвященную богине.

— Мелкую вражду? — повторил Бертран с изумлением в голосе.

Уртэ да Мираваль расхохотался.

— Это становится крайне скучным, — сказал он. — Я пришел послушать, что появилось новенького в музыке в этот сезон в Тавернеле, а не перебрасываться словами, стоя в дверях, с желчным дегенератом. Чьи песни мы сегодня будем слушать?

После короткого, напряженного молчания, голос Алайна Руссетского отчегливо произнес:

— Мои. Мы будем слушать мои песни, если пожелаете. Лиссет, будь добра, спой для нас.

Это было не так уж и удивительно, если смотреть в определенном свете, думала Лиссет много позже, когда у нее появилось время спокойно обдумать бурные события той ночи. Ни Реми, ни Аурелиана в зале не было, а Бертран, разумеется, не собирался позволить петь собственные стихи по просьбе Уртэ де Мираваля. Из всех остальных трубадуров Алайн был наиболее честолюбивым и имел столько же прав выйти вперед, как и любой другой, и так как она только что закончила вместе с ним сезон гастролей, то совершенно логично, что он попросил ее выступить.