Песнь для Арбонны

— Твое положение — это положение человека, совершившего покушение на убийство и нарушившего перемирие, которое поклялись соблюдать шесть стран. Никто за тебя сегодня не вступится. — Он снова повернулся к Серло: — Повесить его.

Серло уже подозвал трех других коранов. Они грубо стащили портезийца с коня. У одного их них к седлу был привязан моток веревки. На краю поля стоял дуб, к востоку от дороги; они повели его туда.

— Вы не можете этого сделать! — кричал портезиец, вытягивая шею, чтобы оглянуться на Бертрана, и в его голосе впервые чувствовался страх. Он действительно не думал, что ему может грозить опасность, понял Блэз. Вера в неприкосновенность человека его ранга, да еще имеющего такое родство, заставила его надеяться, что он сможет свободно убить и отделаться выкупом, что деньги и положение могут решить все проблемы.

— Ты уверен? — тихо спросил Валери у своего двоюродного брата. — Позднее нам может понадобиться Андория.

Голубые глаза Бертрана де Талаира почти с жестоким выражением следили за коранами у дерева. Они раздевали портезийца; теперь тот начал кричать. Бертран ответил Валери, не оборачиваясь:

— Нам никто не нужен настолько, чтобы отказаться от чести ради них. Где бы ни проходили ярмарки, правитель страны обязан поддерживать перемирие, которое позволяет нам вести торговлю. Это всем известно. То, что только что произошло, нанесло оскорбление правительнице и Арбонне настолько наглое, что я не могу его спустить. Пускай Борсиард д'Андория делает что хочет, но эти три человека должны умереть. Когда мы приедем в Люссан и Барбентайн, я посоветую правительнице запретить Андории участвовать в ярмарке. Полагаю, так она и сделает.

Он отвернулся и снова вскочил на своего коня. Блэз последовал его примеру.

Далеко впереди, у головы их колонны, снова раздался какой-то шум. Рядом с дорогой кораны Бертрана перебросили веревку виселицы через ветку дерева. Приговоренного уже раздели до нижнего белья. Теперь Серло решительно достал из-за пояса кинжал и, пока другие держали вырывающегося портезийца, начал вырезать у него на лбу клеймо клятвопреступника. Блэз уже видел такое раньше. Он подавил желание отвернуться. Они услышали, как этот человек пронзительно, отчаянно закричал. Пять всадников отделились от колонны впереди них и быстрым галопом поскакали назад по траве на обочине дороге.

— Возьми столько людей, сколько понадобится, — спокойно приказал Бертран Валери. — Окружите дерево. Если эти люди попробуют помешать повешению, убейте их. Блэз, ты подожди рядом со мной.

Не говоря ни слова, Валери повиновался. Остальные кораны Талаира уже начали быстро занимать позицию, предвидя такой поворот событий. Обнажив мечи, вложив стрелы в луки, они образовали широкий круг вокруг дерева-виселицы. Стоя в хвосте колонны рядом с Бертраном и двумя лежащими на земле убитыми, Блэз наблюдал, как третьего портезийца взвалили на круп лошади со связанным за спиной руками и веревочной петлей на шее. С его лица капала кровь из клейма, вырезанного Серло. Пять скачущих к ним человек уже кричали, яростно жестикулируя. Серло оглянулся на Бертрана в поисках подтверждения. Герцог кивнул головой. Серло кольнул коня в бедро кончиком ножа. Животное рванулось вперед. Казалось, портезиец сделал с коня сальто назад. Потом повис, раскачиваясь, в воздухе. Они услышали треск. Он был уже мертв.

Пятеро кричащих портезийцев резко натянули поводья у самого края кольца из людей Валери. Конечно, они сильно проигрывали им в численности. Их предводитель крикнул что-то Валери, в бессильной ярости стегнул хлыстом своего красивого коня. Бертран повернулся к Блэзу, словно ему наскучило происходящее.

— Нам еще надо уладить между собой одно маленькое дельце, — произнес он так, словно они были одни среди приятного осеннего пейзажа. — Я только что сам это понял. Возможно, ты не готов предъявлять никаких прав в Горауте, но если мы сейчас едем в Люссан и ты открыто признаешь, кто ты такой — а после того, что только что случилось, решение уже принято за нас, — то я не могу обращаться с тобой как просто с одним из моих коранов. Тебе это может не нравиться — по причинам, которые мне понятны, — но если увидят, что я отдаю тебе приказы, это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты согласен получить отставку с моей службы? Примешь гостеприимство и общество Талаира, в качестве моего друга и гостя?

Разумеется, это был единственно правильный выход при данных обстоятельствах. И Блэза действительно беспокоила эта перемена; она означала еще один переход в иное качество в тот год, когда течение жизни стремительно несло его к какой-то цели, еще скрытой вдали.

Ему удалось улыбнуться.

— А я уже гадал, когда размер моего жалованья начнет тебя раздражать. Должен признаться, что считал тебя не столь бережливым, господин мой, это идет вразрез с тем представлением, которое сложилось о тебе во всем мире.