Песнь для Лейбовица. Часть 1

Френсис мрачно размышлял обо всем этом, а вокруг его нового пристанища бродили волки и наполняли ночь своим воем. Размышлял и днем, когда ему надлежало бы молиться и духовно совершенствоваться. В этом Френсис исповедался приору Чероки, когда священник приехал к нему в свой очередной субботний объезд. «Не забивай себе голову романтическими бреднями других послушников, у тебя и своих бредней хоть отбавляй, — посоветовал священник, как следует отчитав исповедующегося за пренебрежение благочестивыми думами и молитвами. Твоих приятелей не заботит истина, им бы только какое-нибудь чудо посногсшибательней. Все это чушь! Могу сообщить тебе, что достопочтенный отец Аркос запретил послушникам разговоры на эту тему. — Немного помолчав, Чероки имел неосторожность добавить: — Ведь в старике не было ничего сверхъестественного, верно?» — Причем в голосе его слабо, но отчетливо прозвучала нотка надежды.

Брат Френсис не знал, что ответить. Если и было что-то сверхъестественное, он не заметил. Однако, судя по количеству вопросов, поставивших его в тупик, он вообще не заметил очень многое. Теперь Френсис чувствовал, что виноват, почему он оказался таким ненаблюдательным? Помнится, обнаружив убежище, он испытал благодарность к паломнику. Но чудесное событие Френсис истолковал исключительно в собственных интересах — ему так хотелось получить какой-нибудь знак, что намерение провести всю жизнь в монастыре рождено не его волей, а милостью Божией, подсказавшей рассудку решение. Он был так поглощен самим собой, что не понял куда более важного смысла происшедшего.

«И как ты оцениваешь свое мерзкое тщеславие?»

«Мое мерзкое тщеславие делает меня похожим на кота из басни, который решил заняться орнитологией, господин аббат».

Действительно, разве страстное желание Френсиса принять монашеские обеты не напоминало историю о знаменитом коте? Тот решил посвятить себя орнитологии, дабы возвысить собственную орнитофагию — отныне он станет вкушать Passer domestiens, (воробей домашний), а не каких-то вульгарных «воробушков». Если природа создала кота птицеедом, то Френсиса его собственное естество неудержимо влекло к знаниям. В ту пору школы были только в монастырях, поэтому он и надел рясу послушника. Зачем же теперь воображать, будто посвятить свою жизнь Ордену ему повелели Природа и сам Господь?

И чем бы еще он мог заниматься? На родину, в Юту, Френсису пути не было. Еще ребенком его продали шаману, который воспитал бы из него своего слугу и ученика. Но мальчик сбежал, и теперь на родине его ждал бы суровый суд собственного племени. Он осмелился похитить собственность, принадлежавшую шаману, — то есть самого себя. Вообще-то в племени Юта воровство почиталось делом благородным, но украсть у колдуна, а потом еще и попасться — хуже преступления быть не могло. Да и не захотел бы теперь, после монастырской школы, Френсис возвращаться к убогой жизни невежественного пастушеского племени.

Куда же тогда податься? Континент был малонаселенным. Френсис вспомнил карту, висевшую на стене в библиотеке: редкие закрашенные пятна, где располагались области, пусть не цивилизации, но хотя бы относительного порядка, где существовало хоть какое-то подобие законности, а не просто дикарство и дикость. На прочем пространстве разрозненными кланами жили люди лесов и равнин — не столько даже дикарские племена, сколько просто маленькие общины охотников, собирателей, примитивных земледельцев. Уровень рождаемости был столь низок (если не считать мутантов и выродков), что численность населения едва-едва сохранялась от поколения к поколению. За исключением обитателей нескольких приморских областей, жители континента занимались исключительно охотой, земледелием, войной или колдовством. Других «профессий» не существовало, а последняя считалась, самой перспективной для юноши, желающего чего-то добиться в жизни.

Учеба в монастыре не дала Френсису никаких навыков и знаний, которые могли бы пригодиться в темном, невежественном, тяжко живущем мире, где не ведали грамоты. Зачем общине был нужен грамотный юнец, не умевший пахать или воевать, или охотиться, или искусно воровать, или находить воду и залежи металла? Даже в немногочисленных княжествах, где существовало нечто вроде государственного устройства, грамотность Френсиса была бы никому не нужна, кроме церкви. Бароны иногда нанимали на службу писцов, но это случалось крайне редко, и вакансии, как правило, занимали монахи или специально обученные в монастырях миряне.