Песнь Кали

Ее черные как смоль волосы опускались до плеч. Лицо ее имело форму вытянутого овала с совершенными чертами, среди которых выделялись нежные, слегка подрагивающие губы, созданные, казалось, для смеха и высших проявлений чувственности. Глаза у нее были потрясающие – невероятно большие, подчеркнутые тенями и тяжелыми ресницами, с такими черными, проникающими зрачками, что взгляд ее пронзал подобно темным звездам. Было в этих глазах что-то неуловимо восточное, причем в то же время в них отражалось присущее Западу, почти подсознательное ощущение внутренней борьбы бесплотного и земного.

Камахья Бхарати была молода – не больше двадцати пяти, – и шелковое сари на ней было таким легким, что казалось, будто оно парит в дюйме над ее телом, поддерживаемое неким неуловимым импульсом женственности, исходившим от нее подобно благоухающему ветерку.

Слово «сладострастие» у меня всегда отождествлялось с рубенсовской весомостью, – массой соблазнительной плоти, но почти видимое под движущимися слоями шелка тонкое тело этой женщины окатило меня такой волной сладострастия, что во рту пересохло, а из головы вылетели все мысли.

– Камахья – племянница М. Даса, Бобби. Она пришла узнать насчет твоей статьи, и мы проговорили с ней целый час.

– Что?

Я посмотрел на Амриту, а затем снова перевел взгляд на девушку. Больше я не нашел, что сказать.

– Да, мистер Лузак. До меня дошли слухи, что мой дядя общался с некоторыми из своих старых коллег. Мне захотелось узнать, не видели ли вы моего дядю…, все ли с ним в порядке…

Глаза ее опустились, а голос затих.

Я присел на край кресла.

– Нет, – сказал я, – то есть я его не видел, но с ним все в порядке. Мне бы тоже этого хотелось. Повидать его. Я собираюсь написать статью…

– Да. – Камахья Бхарати улыбнулась и вернула Викторию на середину кровати, где лежали ее одеяло и медвежонок Винни-Пух. Изящные коричневые пальцы провели по щечке ребенка ласковым жестом. – Больше не стану вас беспокоить. Я только хотела узнать о здоровье дяди.

– Конечно! – сказал я. – Очень хорошо. Думаю, что нам стоит с вами поговорить, мисс Бхарати. Я хочу сказать, если бы вы хорошо знали вашего дядю…, это помогло бы мне в работе над статьей. Если бы вы задержались на несколько минут…

– Я должна идти. Отец ожидает меня увидеть, когда вернется домой.

Улыбнувшись, она обратилась к Амрите:

– Возможно, мы сможем поговорить, когда встретимся завтра, как условились.

– Чудесно! – ответила Амрита. После Лондона я впервые увидел ее в таком расслабленном состоянии. Она повернулась ко мне:

– Камахья знает хорошего торговца сари неподалеку отсюда, возле кинотеатра «Элита». Мне очень хотелось бы купить немного ткани, пока мы здесь. Так и сделаем, если завтра я тебе не нужна, Бобби.

– М-м-м, трудно сказать, – ответил я. – Ладно, планируй сама. Я еще не знаю, на сколько мне завтра назначат встречу.

– Тогда я позвоню вам утром, – пообещала девушка. Она улыбнулась Амрите, и я почувствовал укол ревности из-за того, что эта милость дарована не мне. Она встала и подала Амрите руку, одновременно поправив сари грациозным движением, столь характерным для индийских женщин.

– Прекрасно, – сказала Амрита.

Камахья Бхарати слегка поклонилась мне и направилась к двери. Я тоже кивнул ей, а потом она вышла. В воздухе остался легкий, дразнящий аромат.

– Боже милостивый, – произнес я.

– Расслабься, Роберт, – сказала Амрита. В ее безупречном британском произношении угадывались веселые нотки. – Ей всего двадцать два года, но она уже одиннадцать лет помолвлена. В октябре она выходит замуж.

– Ужасная потеря, – сказал я, упав на кровать рядом с ребенком.

Виктория повернула ко мне голову и замахала ручонками, готовая начать игру. Я подбросил ее вверх. Она издавала довольные звуки и болтала ножками.

– Она действительно племянница Даса?

– Она помогала ему с рукописями. Точила карандаши, ходила для него в библиотеку. Так она говорит, по крайней мере.

– Да? Ей было, должно быть, лет десять. Виктория взвизгнула, когда я качнул ее, перевернул и качнул в обратную сторону.

– Ей было тринадцать, когда он исчез. У ее отца, очевидно, случилась размолвка с Дасом незадолго до смерти их отца.

– Их отца? А разве у Даса…

– Да. В любом случае его имя много лет не упоминалось в этой семье. У меня создалось впечатление, что она слишком застенчива, чтобы связаться с Чаттерджи или Союзом писателей.

– Но на нас она вышла.

– Это другое, – сказала Амрита. – Мы иностранцы. Мы не в счет. Мы все-таки будем ужинать?

Я опустил Викторию к себе на живот. Личико у нее раскраснелось от удовольствия, а теперь он решала, плакать или не плакать. Упершись коленками в мой живот, она начала елозить у меня на груди. Толстенькая ручонка мертвой хваткой вцепилась в воротник моей рубашки.

– Где поедим? – спросил я. Я рассказал Амрите о назначенной на девять тридцать встрече с Таинственным Незнакомцем Кришны. – Сейчас уже поздновато выходить в город. Закажем в номер или спустимся в «Комнату Принца»? Я слышал, там выступает Фатима – экзотическая танцовщица.