Песнь Хомейны

Я не отрицаю, что она помогла тебе примирить Хомейну с Солиндой - но для тебя она значит больше, чем это.. Ты хотел жениться на ней потому, что - как и все мужчины, видевшие ее - желал ее. Такова ее власть.

- Турмилайн…

- Я ухожу, - она сказала это тихо, со спокойной уверенностью женщины, знающей, чего она хочет от мужчины. - Но вот что я скажу тебе от нас обоих: мы этого не хотели.

Турмилайн улыбнулась, и я увидел ее словно бы глазами Финна: не принцессу, не добычу, не сестру Кэриллона даже. Я увидел женщину - не более, не менее.

Неудивительно, что он пожелал ее.

- Ты отослал его в Обитель, чтобы он залечил свои раны. Ты отослал туда меня - ради безопасности. Я ухаживала за ним, когда этого не могла делать Аликс, я думала о том, что он за человек, если так служит моему брату… он дал мне ту безопасность, в которой я нуждалась. Вскоре это переросло в нечто большее, - она покачала головой. - Мы не хотели дурного. Но теперь его толмоора изменилась, моя же - следовать за ним.

- Толмоора - это для Чэйсули, - бесцветным голосом сообщил ей я, - Нет, Торри. Я не хочу терять еще и тебя.

- Тогда верни его к себе на службу.

- Я не могу! - крик эхом отдавался в подземелье, полном молчаливых лиир, Разве ты не видишь? Электра - Королева, а он - Чэйсули, Изменяющийся. Неважно, что буду говорить я - Финна всегда будут подозревать в намерении убить королеву. А если он останется, он действительно может ее убить. Он не рассказывал тебе, что собирался сделать?

Ее губы побелели:

- Рассказывал. Но у него не было выбора…

- У меня теперь - тоже, - я покачал головой. - Или ты думаешь, что я не хочу, чтобы он вернулся? Боги, Торри, ты не знаешь, чем были для нас двоих годы, проведенные в изгнании! Он был со мной слишком долго для того, чтобы я так легко мог перенести расставание с ним. Но так нужно. Что я еще могу сделать? Я никогда не смогу доверять ему в том, что касается Электры…

- Может быть, ты не должен доверять ей?

- Я женился на ней, - угрюмо ответил я. - Она нужна мне. Если я позволю Финну остаться, и с Электрой что-нибудь случится, знаешь, что будет с Хомейной?

Солинда восстанет. Ни одна армия не сумеет укротить разъяренную страну. Это убийство, Торри, - я медленно покачал головой. - Или ты думаешь, что кумаалин завершилась? Нет. Не будь так глупа. Это можно остановить, но приказать забыть нельзя. Слишком долго Чэйсули были ненавистны Хомейне. И это еще не конец.

Факел шипел и потрескивал, тени плясали на лице Торри.

- На этот раз их народ может погибнуть. А с ним погибнет и Хомейна.

По ее лицу катились сверкающие капли слез:

- Кэриллон, - прошептала она, - у меня будет ребенок от него.

Когда я смог говорить хотя бы шепотом - так сильно было потрясение - я произнес его имя. Потом, про себя:

- Как я этого не заметил?

- Ты не приглядывался. Не обращал внимания. А теперь слишком поздно, - она подобрала юбки и полы плаща. - Кэриллон… он ждет меня. Мне пора уходить.

- Торри…

- Я ухожу, - мягко сказала она, - Я хочу быть с ним.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга: в подземелье, полном мраморных лиир, было слышно только потрескивание факела. Я слышал далекие крики ястреба и сокола, и вой волка, преследующего добычу. Вспоминал, что значит быть Чэйсули…

Я бросил в пропасть факел:

- В темноте я никого не увижу. Человек может уйти или остаться - я даже не узнаю этого.

С верхней площадки лестницы падал рассеянный свет. Кто-то стоял наверху с факелом. Кто-то, кто ждал Торри.

Я видел слезы на ее лице, когда она подошла поцеловать меня. А потом она ушла, и я остался наедине с тишиной и лиир.

Я захлопнул крышку люка. Поток воздуха взметнул легкий пепел, тут же осевший на моей одежде - но мне это было безразлично. Я снова завалил железную плиту углями и поленьями и в одиночестве покинул тронный зал.

Я собирался лечь, хотя и знал, что не смогу уснуть. Собирался утопить горе в вине. хотя и знал, что не опьянею. Собирался попытаться забыть, хотя и знал, что это невозможно.

Приди, о госпожа моя, и слушай душу мою Я струны сплету из нитей души, чтобы песнею стал ее стон.

Но не тронут тебя мольбы, Если сердце сковано льдом.

И уста твои вовек не шепнут - "люблю".

Я остановился. Волшебство музыки обняло меня и я тут же понял - это Лахлэн. Лахлэн и его Леди. Лахлэн, все песни которого были сложены для Торри.

Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь:

Я сложу тебе песню прекрасней той, что звезды в небе поют.

Я молю - останься со мной, Я буду любить и ждать, Я отдам тебе сердце мое И арфу мою…

Я пошел на звук песни и обнаружил в маленькой комнатке Лахлэна. На полу были разбросаны подушки, но Лахлэн устроился на трехногом табурете, обитом бархатом, руки его касались Леди с такой нежностью, словно она была женщиной м его возлюбленной. Я остановился в дверях, завороженный мерцанием золотых струн и чудесного камня.

Он склонился к арфе, музыка полностью поглотила его, лицо его было спокойным и мирным, глаза закрыты, черты лица тонки и аристократичны.

Менестрель-арфист несет на себе печать богов и никогда не забывает об этом.

Потому все они так уверены в себе и горды.