Песнь колдуньи

Лестница в сотню ступеней привела девушку в древнюю крипту, сооруженную в фундаменте замка. И всюду ее сопровождал этот странный свет. Альгонда без страха прошла под столетними сводами, вытесанными в камне. Голос, по всей очевидности, доносился из центра зала, оттуда, где находился предмет, который Альгонда приняла за алтарь. Она подошла поближе. На самом же деле это был узкий бассейн с черной водой, обнесенный бортиком, который доставал девушке до груди. Голос внезапно перестал звать ее по имени, и девушка почувствовала непреодолимое желание наклониться к поверхности воды. И только воспоминание о том, как она едва не утонула, остановили ее.

— Мелюзина, покажитесь мне! — попросила она, отойдя на шаг от бассейна. — Я не хочу, чтобы вам снова пришлось меня спасать.

Странный звук за спиной был ей ответом — словно зашипела змея, и шипение ее отдалось эхом по всему залу. Альгонда судорожно сглотнула, пытаясь найти в своих воспоминаниях о фее хоть какое-то успокаивающее объяснение происходящему. Взгляд ее упал на собственную тень на стене. О ужас: рядом с ее собственной тенью медленно, словно разворачиваясь, росла тень какого-то существа, пока наконец не стала выше тени девушки! Сердце Альгонды замерло. Это была не Мелюзина, и оставалось только надеяться, что чудовище служит фее, как Мелиоре служил ее ястреб.

— Это я, Альгонда… — неуверенно проговорила девушка заставляя себя обернуться, как если бы звука ее имени было достаточно, чтобы отвести опасность.

Крик сорвался с ее губ, когда она увидела то, что находилось у нее за спиной, — это была черно-желтая змея с крыльями, как у летучей мыши, и с головой не меньше человеческой. Она раскачивалась на хвосте, словно потревоженная кобра, и не сводила с девушки глаз. Альгонда попятилась было, но тут же уперлась бедром в бортик бассейна. Выставив раздвоенный язык, огромная змея с шипением бросилась на девушку. Шанса увернуться не было: девушка ощутила обжигающую боль в груди, а потом кто-то обхватил ее сзади за плечи и потянул вниз.

Черная вода заполнила Альгонде рот и нос, но она даже не пыталась отбиваться. Парализованная болью, она все равно не могла дышать.

Без конца возвращаясь мыслями к истории с портретом, барон Жак сам не заметил, как доехал до Ля Рошетт. Мысль, что Жерсанда надула его, обрастала все более убедительными доводами и в конце концов стала казаться единственно верной. То, что Альгонда так поразительно похожа на Мелюзину, могло послужить ей оправданием. При условии, что все это правда. Поскольку вполне могло статься, что, взбудораженный красотой девушки, именно ее он увидел во сне на портрете. Если так, то его страшный сон — необычная смесь чувственного влечения и суеверий. Рассказ Сидонии о том, что во сне она разговаривала с Мелюзиной, навеял его собственный сон, равно как и идею поселить Филиппину в комнате на верхнем этаже башни. Портрет — всего лишь отражение его влечения к Альгонде. Что до сросшихся ног, то эта деталь сновидения, вне всяких сомнений, — свидетельство его страха перед новым браком.

К моменту, когда барон въехал на территорию усадьбы он все для себя разложил по полочкам. Это объяснение наилучшим образом удовлетворяло его природный рационализм. Оставалось только выяснить, куда подевался портрет. Могло статься так, что в комнату заходил кто-то из его предков, а потом снова приказал ее запечатать, чтобы легенда продолжала жить.

Теперь, когда ответы были найдены, к барону вернулось хорошее расположение духа. Он подошел к парадной лестнице. Навстречу ему уже спускался мэтр Дрё, которого уведомил о приезде хозяина помощник — рыжеволосый мужчина, чья одежда побелела от извести, просыпавшейся из мешков. Он как раз взвалил один на плечи, когда во двор въехал барон.

— Рад вас видеть, мессир! — поприветствовал хозяина мэтр Дрё. — Я не ждал вас так рано, вы ведь недавно у нас были. Надеюсь, вы приехали не потому, что случилось что-то нехорошее.

— Наоборот, мой друг, наоборот. Как продвигаются работы?

— Давайте пройдем внутрь, и вы сами сможете судить об этом, — ответил мэтр Дрё, жестом приглашая барона следовать за ним.

Они вошли в дом. Рабочие были заняты каждый своим делом. Хозяин же усадьбы излагал управителю свои пожелания.

— Две недели, говорите вы… Даже если мы станем работать день и ночь, я не смогу обещать, что все будет сделано в срок, мессир, — сказал на это мэтр Дрё. Было видно, что он расстроен.

— А может, набрать вдвое больше работников? — предложил барон Жак. По его мнению, отделочные работы почти не сдвинулись с места после его предыдущего посещения усадьбы.

Только крытая черепицей голубятня выглядела полностью законченной. Мэтр Дрё продолжал теребить свой берет и кусать губы.