Песнь колдуньи

Ему уже давно нужно было поговорить с Сидонией. Эта чертовка и так уже один раз их опередила. Стоило ему соскочить с седла в Бати, как ему сказали, что она уехала три дня назад в экипаже вместе с мадемуазель Филиппиной. Не желая возбуждать любопытство у смотрителя замка, они не стали там задерживаться. Плотно позавтракав рагу на постоялом дворе в Сен-Романс, они в течение четырех часов ждали Гарнье на лесной опушке над большой дорогой у реки, рассудив, что как раз столько времени могло ему понадобиться, чтобы уладить дело с Лораном де Бомоном и догнать их, как было условлено. Но этот дьявол де Бомон, похоже, задал жару их товарищу. Те, кто знал о воинской доблести Гарнье, не могли понять, почему он не появился. После полудня Филибер де Монтуазон решил сворачивать лагерь, уверенный в том, что их товарищу сообщат, куда они направились, как только он приедет в Бати.

Шевалье не терпелось снова ощутить под ногами твердую землю. Очевидно, Господь решил облегчить его страдания: впереди, за мостом через реку, показались очертания деревушки. Четверо всадников одновременно натянули поводья, чтобы замедлить бег лошадей. Они остановились на гравиевой дороге.

— Приехали, — сказал Филибер де Монтуазон. — Я узнаю эти места. Замок там, на холме.

— Дождемся рассвета, думаю, тогда нам будут рады больше, — предложил де Люирье.

Филибер де Монтуазон кивнул, соглашаясь. Он мечтал только об одном — выспаться. Он не сомневался, что лицо его было бледным и осунувшимся. А перед Филиппиной он желал предстать во всем блеске.

— В этой деревне должен быть постоялый двор, — выразил надежду их третий товарищ, уроженец Берри по имени Бюрго.

— В такой час нам придется долго колотить в дверь, прежде чем нас впустят. И я не хочу привлекать внимание местных жителей. Дождемся рассвета в лесу, нам все равно через него ехать. Найдем поляну и переждем несколько часов.

Бюрго огорченно вздохнул и натянул поводья, повторяя маневр своего предводителя. Де Люирье отделился от отряда, чтобы напоить коня в Фюроне, протекавшем чуть ниже дороги. Остальные поехали следом за ним. У реки они спешились и напились рядом с лошадьми в тени ольховых деревьев, росших на противоположном берегу. Стоя на плоском камне, Филибер де Монтуазон потянулся, чтобы облегчить боль в суставе. Прямо перед ним в темноте вырисовывалась высокая крепкая изгородь, нависающая над дорогой, с которой они только что съехали. Если память ему не изменяла, это была довольно крупная ферма. Интересно, готовит ли все еще ее хозяин черничную настойку, которой когда-то угощал Сидонию в его присутствии? Можно было бы стащить у него бутылочку, чтобы обмануть эту раздражающую слабость. Взгляд Филибера де Монтуазона упал на подъемную решетку. Он вздрогнул. Несмотря на тень, в которой утонул вход на ферму, он мог бы поклясться, что решетка поднята. Это противоречило всем правилам предосторожности. Инстинктивно он насторожился. Если на ферму проникли воры и теперь издеваются над ее обитателями, ему нужно вмешаться, иначе в замке ему будет обеспечен весьма прохладный прием. Ощущение опасности воспламенило ему кровь.

— Ко мне, мои рыцари! — воскликнул он, поворачиваясь к товарищам.

Те моментально схватились за перевязи. В два шага они оказались с ним рядом, безмолвные и готовые выхватить оружие. Лошадей они привязали к ветке дерева, изогнутый белесый ствол которого нависал над рекой.

Филибер де Монтуазон пальцем указал на ферму.

Остальные понимающе кивнули. Его подозрение превратилось в уверенность — фигура в черной накидке с капюшоном вышла на дорогу.

— Бюрго направо, Фабо — налево, де Люирье со мной, — распорядился он.

Человек в накидке тем временем остановился у решетки и поднял руки к небу. В едином порыве госпитальеры бросились к нему, отрезая ему путь к отступлению.

Глава 21

Альгонда проворно раздвинула шторы, благодаря которым в комнате царил полумрак. Под глазами у нее были темные круги — она спала очень плохо и видела сны, населенные гарпиями, которые, гримасничая, летали вокруг нее, а потом набрасывались на ястреба и рвали его в клочья. Потом непонятно откуда раздался демонический хохот Марты и стенания Филиппины. Оказалось, что гарпия держит девушку в плену в этой самой башне. Альгонда в конце концов ушла прочь — туда, где ее ждал Матье. Судя по всему, эти сны были следствием неспокойной совести — Альгонда сделала выбор и теперь мучилась сознанием своей вины. Однако когда наступило утро, она уже не чувствовала себя ни виноватой, ни грустной.

— Пора вставать, мадемуазель, солнце уже высоко, — весело сказала она, останавливаясь у изножья кровати Филиппины.

Девушка открыла один глаз и тут же со вздохом его закрыла, и, чтоб яснее показать свое неудовольствие, натянула простыню на лицо.

— Как вам будет угодно, — Альгонда улыбнулась. Только знайте, что сегодня утром, очень рано, в замок прибыл рыцарь и сгорает от желания видеть вас прямо сейчас.

— Рыцарь? Какой рыцарь?

— Я ничего не скажу, пока вы не соизволите встать с кровати, — упрямилась Альгонда.

Из-под простыни показались глаза, потом сморщенный носик.