Песнь копья

– И пусть власти приглядывают за лекарями, – встрял Ицк. – Когда мой бывший покровитель готовился к побегу, он едва не помирал от ожогов на голове, спине, руках. Ему очень понадобится лекарь.

Отпустив этих двух, Самшит смогла ненадолго перевести дух.

Покои Верховной матери были ей знакомы, они пахли предшественницей, хранили память в её вещах. Годы назад маленькая Самшит, новообращённая послушница проводила здесь многие дни и даже ночи, ей было так одиноко и страшно, что лишь тепло Инглейв помогало ребёнку выжить и расцвести. Шрамы, оставленные ужасами рабства, были свежи тогда и девочке нужна была мать, а Инглейв нужна была дочь взамен той, которую у неё забрали.

Молодая Верховная мать с тоской брала в руки поделки из древесины и кости, на которые была горазда Инглейв; мелкие безделушки, которые сама дарила наставнице на память, крохотные коробочки с благовонными мазями, бутылочки с маслами… Сама не заметив, как это произошло, Самшит обнаружила себя перед громадным распахнутым гардеробом с одеждами, которые пахли Инглейв. Укутавшись в них как в кокон, она проплакала всю ночь.

***

Когда утром явились слуги, Самшит уже в полной мере владела собой. У неё были дела.

После купания в кипятке Верховная мать призвала евнухов, служивших при покоях Инглейв и оставила им приказ:

– Как только я отбуду, вынесите отсюда всё, что принесла с собой моя предшественница. Всю её одежду, все украшения, всю посуду и мебель, которой не было до неё. Оставьте только книги, свитки, документы.

– Всё будет исполнено, матушка. Что прикажете нам сделать с вещами?

Самшит не задумывалась:

– Драгоценности поместить в казну, остальное придать огню. Покои вымыть с пола до потолка с лавандой и мятой, окурить левоной.

– Всё будет исполнено, матушка.

Разобравшись с этим, Самшит приказала Нтанде послать в город нескольких Змеек, дабы те сопроводили в Анх-Амаратх главу местного отделения Золотого Трона. Ей требовалась беседа с ним.

После завтрака, состоявшего из персика и кубка кипячёной воды, её облачили в царственное ритуальное одеяние красного, оранжевого, жёлтого и золотого цветов. На груди сверкал рубиновыми очами золотой дракон, чьи крылья расходились в стороны, украшая изогнутые острые наплечники. Пальцы оказались в плену множества колец с самоцветами, а на лбу тонкая кисточка оставила хной рисунок священного символа. В таком величественном обличии Верховная мать отправилась в путь.

Сопровождаемая троицей телохранителей она шествовала по переходам Анх-Амаратха в сторону главного двора. Вокруг царило оживление, подвешенные под потолком гигантские опахала гнали горячий воздух, а Самшит перебирала в голове важные слова.

– Госпожа? – глухо обратился к ней один из телохранителей.

Их шлемы полностью скрывали облики воинов, только рога торчали сквозь специальные отверстия; ламеллярные доспехи красной бронзы в виде чешуи покрывали тела едва ли не целиком, из груди каждого гиганта рос красный кристаллический шип.

– Слушаю тебя.

– Должна ли я отправить домой просьбу прислать для вас других телохранителей? – донеслось из шлема.

– Зачем? – не поняла Самшит.

– Прошлым днём мы намеревались убить вас.

– Это не причина отсылать вас прочь, если вы готовы служить мне также, как служили ей.

Троица остановилась посреди длинной аркады и опустилась на колени. Присяга была принесена тут же и движение продолжилось. Это было даже важнее, чем присяга Огненных Змеек ведь те не защищали жриц друг от друга, а Пламерожденные отвечали только за жизнь главы культа. Они всегда несли службу лишь втроём, но этого всегда хватало.

– Н’фирия? – обратилась Самшит к старшей из телохранителей.

– Госпожа?

– Я давно не была дома. Как… как мать Инглейв чувствовала себя в последнее время?

Шагавшая рядом Н’фирия недолго думала:

– Она была подавлена. Не участвовала в службах, не покидала крепости, много говорила с богом и мало – со всеми остальными. С тех пор как Шивариус Драконоликий погиб в Вестеррайхе, она окончательно потеряла интерес к жизни.

Другой телохранитель подал голос, но Н’фирия грубо его оборвала. Увы, Самшит не знала их языка, а старшая не спешила переводить.

– Что это было?

– Ничего важного, госпожа.

– Н’фирия, я хочу знать.

– Повинуюсь. Р’аава напомнила мне, что госпожа Инглейв поместила внутрь потайной камеры своего кольца дозу яда. Ей никого не надо было травить, этим при нужде мог бы заняться Эц. Мы подумали тогда, что госпожа Инглейв лелеяла мысль о самоубийстве и не знали что нам делать. Должны ли мы были защищать её от неё же самой, либо уважать её волю?

– Вот как… Стало быть, я вернулась вовремя.

В главном дворе был готов к выходу резной трон, младшие жрицы сжимали в руках кадила и горевшие жаровни на высоких шестах, а старшие стояли с очень важным видом. Когда Самшит вышла и солнце заиграло на её платье, дробясь тысячами золотистых лучиков, они преподнесли ей Доргонмау10 – длинное чёрное копьё, принадлежавшее Элрогу, во времена его жизни среди людей.

Верховная мать приняла реликвию, впервые прикоснулась к ней. Копьё было холодным и тяжёлым, словно каменное.