Песнь копья

Многие везучие тоже успели лечь среди трупов, а те, кто не успел, превратились в кровавое воспоминание о самих себе, когда грянул картечный залп.

///

Андрес де Га, командовавший «Скверной молитвой», улыбнулся, вдыхая пороховой дым, и приказал заряжать ядра.

— Капитан, — крикнул старший помощник, — они вернулись!

Через левый борт переваливалась абордажная команда, Андрес пересчитал их и удивился тому, как сильно проредили экипаж на этой утлой лодчонке! Плохо. А ведь когда дело стало затягиваться он даже Пучинных послал в бой, однако и их полегло больше половины. Очень плохо. Капитан Дектро спросит у него: «Андрес, почему ты не бережёшь моих людей? Андрес, может мне протащить тебя под килем? После третьего раза ты, возможно, образумишься». Кожа и мышцы, что де Га стёр о донные ракушки во второй раз, только успели отрасти, и после третьего он потеряет право командовать кораблём, а вместе с ним, может быть, и жизнь. И откуда только взялась эта скорлупка посреди открытого моря в самое ненужное время?!

— Где мастер квартердека? — крикнул капитан с юта.

Один из абордажников хлебнул поднесённой пресной воды и рыбье обличие стекло с него, оставив на палубе раненного человека.

— Убит, сеньор капитан!

— Как?!

— На корабле белый орк, сеньор капитан! Тот самый! И какие-то великаны и… и… там женщина с копьём…

— Что ты несёшь, тварь?!

Андрес де Га посмотрел на вражеское судно, пороховой дым уже рассеялся, стал виден изуродованный борт, иссечённые тела, кое-где робко занялся пожар. Ещё один залп и шхуна отправится к Глубинному Владыке… но что это? Среди обломков, среди трупов, выжившие стояли на коленях, словно в мольбе. Молили они не о пощаде, — руки моряков были обращены к тонкой фигурке, опиравшейся на копьё, к фигурке, чью голову окутывало пламя. Женщина подняла длинное оружие над собой, и пират содрогнулся. То тёмное и страшное, что жило внутри де Га, то, что он принял, став служить Солодору Сванну, из чего черпал силу и что вскармливал кровью убиенных, тонко закричало в страхе. Ему стало так дурно, такая слабость парализовала тело, что капитан никак не мог отдать приказ канонирам. А даже если бы и смог, то разбитые немощью пираты не исполнили бы его. Испуганные глаза Андреса неотрывно следили за копьём, которое светлело.

///

Доргонмаур в руках Самшит сбрасывал тысячелетнюю черноту, хлопьями и мутной коркой опадавшую с древка, с бронзового дракона, с потускневшего кристаллического лезвия. Глаза Верховной матери пылали плазменным светом и копьё перенимало его, ослепительно яркое, вымарывавшее все иные цвета, сияющее, горячее как драконье пламя!

— Lenmegen n’dehy olavit mahaff! — провозгласила жрица, направляя оружие Сароса Грогана против «Скверной молитвы». — Latum!

Доргонмаур выпорхнул из ладони и на мгновение повис в воздухе как пёрышко, не знающее, куда направить свой беспечный полёт… а затем превратился в луч раскалённого света, прошивший пирата насквозь и устремившийся к горизонту. На несколько мгновений мир побелел, наступила тишина; спокойствие и тепло окутало всё и вся.

Когда глаза выживших вновь стали зрячими, они смогли увидеть пиратскую шхуну, на всех парусах бежавшую прочь; останки погибшего фрегата; Верховную мать Самшит, лежавшую в окружении свиты без сознания. Чёрное копьё Доргонмаур было рядом с ней и уже почти остыло.

Глава 4

День 2 эпира месяца года 1650 Этой Эпохи, о. Ладосар.

Мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати бежал по тропке, над которой вздымалась отвесная стена камня, а под ней был обрыв. Далеко внизу море билось о прибрежные скалы, полдень жарил плечи и голову сквозь накидку, а разъярённые харпески ловили крыльями ветер и осыпали человека проклятьями. Они ненавидели всех, кто приближался к их гнездовью. Мальчишка бежал, пока в груди его и мышцах пылал огонь, а по лицу градом катился пот. Разгневанные летуньи падали с небес, выставляя когти, но он избегал их, ловкий и стремительный как сам ветер. В прежние времена светлая ткань его одежд не раз пропитывалась кровью на этой опасной тропе, но не теперь.

Путь взбирался выше, к небольшой площадке, с которой открывался безумно прекрасный вид на Седое море. Там мальчишку ожидала фигура в тёмном плаще с капюшоном. Бегун наконец достиг цели и сделал ещё несколько шагов, прежде чем смог остановиться. Он опёрся на дрожавшие колени и старался не упустить дыхание, не глотать воздух слишком жадно.

— Разве я позволял отдыхать?