«Иногда Вера требует всего, что у нас есть». Снова слова аспекта, услышанные в тот день прошлой зимой, когда они с Ваэлином бродили по заснеженному тренировочному полю и Ваэлин рассказывал ему то, что следовало рассказать о королевских планах. День был холодный, куда холоднее обычного, даже для веслина, и послушники спотыкались в снегу, бегая, сражаясь и получая удары розгой от своих мастеров.
– Эта война будет не похожа ни на одну из тех, которые мы знали, – сказал аспект. Изо рта у него валил пар. – Будут принесены великие жертвы. Многие из наших братьев не вернутся назад. Ты это понимаешь?
Ваэлин кивнул. Он уже долго слушал аспекта и обнаружил, что сказать ему больше нечего.
– Но ты должен вернуться, Ваэлин. Сражайся так отважно, как только можешь, убивай столько, сколько придется. Но, сколько бы твоих солдат и братьев ни погибло, ты вернешься назад, в Королевство.
Ваэлин снова кивнул, и аспект улыбнулся – единственный раз за все эти годы, впервые с тех пор, как Ваэлин увидел его у ворот Дома ордена в свой первый день пребывания здесь. Улыбка почему-то сделала его старым – стали заметнее морщины вокруг глаз и тонких губ. Прежде аспект никогда не выглядел старым.
– Иногда ты так похож на свою мать! – печально сказал аспект. Потом повернулся и зашагал прочь. Его высокая фигура двигалась по снегу уверенно, не оступаясь.
Снизу, вздымая клубы пыли, огромными скачками примчался Меченый. В зубах у него болтался заяц. В здешних кустарниках водилось великое множество зайцев, крупных, широколапых, и королевская стража, как и Меченый, вовсю пользовалась легкой добычей. Травильная собака бросила зайца к ногам Ваэлина и коротко, хрипло гавкнула.
– Молодчина, дурацкая собака, – Ваэлин почесал ему шею. – Спасибо, бери его себе.
Он взял зайца и швырнул его вниз с холма. Меченый помчался следом, радостно тявкая.
– Ты обычно оставляешь его дома, когда мы отправляемся в поход, – заметил Френтис, присаживаясь и откупоривая фляжку.
– Я решил, что ему понравятся новые охотничьи угодья.
– Так это, значит, был сын их императора, да? – спросил Френтис. – Мужик-то тот в белых доспехах.
– Избранный наследник. Похоже, император выбирает себе наследника из числа своих подданных.
Френтис нахмурился.
– Это как же?
– Ну, по-моему, это как-то связано с их богами.
– Мог бы тогда выбрать кого-нибудь, кто умеет получше драться. Этот дурень и в седле-то толком держаться не умел!
Невзирая на то что младший брат говорил легкомысленным тоном, Ваэлин чувствовал его озабоченность.
– И чего его сюда понесло вообще?
– Да ты не тревожься обо мне, брат, – Ваэлин улыбнулся Френтису. – У меня на сердце не настолько тяжко.
Френтис кивнул и устремил взгляд на пустыню, раскинувшуюся к югу от них.
– Я вообще не понимаю, на кой королю так сдались эти земли. Одни кусты да пылища. Ни одного деревца не видел с тех пор, как мы тут высадились.
– Мы явились вернуть себе то, что по праву принадлежит нам согласно древнему договору, а также затем, чтобы отомстить за зло, причиненное нам империей отрицателей.
– Ага, вот я как раз об этом и думаю. Знаешь, единственные альпиранцы, которых я видел – это моряки и купцы в порту. Одевались они странно, но не так уж сильно отличались от других моряков и купцов: точно так же гонялись за шлюхами и деньгами, как и иные прочие. Разве что повежливее большинства из них будут. И вообще, не припомню, чтобы хоть одного из моих приятелей, уличных мальчишек, похитили и замучили во время Темного обряда. Не считая, конечно, меня самого, да ведь Одноглазый-то был не альпиранец.
– Ты оспариваешь королевское слово, брат?
Руки Френтиса ерзали под плащом, несомненно, снова прослеживая узор старых шрамов.
– Что королевское, что любое другое, коли сочту нужным.
Ваэлин расхохотался.
– Молодец! Делай так и дальше.
– Милорд! – окликнул его один из разведчиков. Он привстал и указал на восточный горизонт.
Ваэлин вышел на противоположный склон холма и вгляделся вдаль. В жарком мареве, висящем над раскаленными песками, что-то поблескивало.
– А что я должен увидеть?
– Я вижу! – Френтис поднес к глазу подзорную трубу. Это была дорогая вещь: медные трубки в чехле из акульей кожи. Ваэлин счел за лучшее не спрашивать, где он ее взял, но помнил, что у капитана мельденейской галеры, что доставила их на эти берега, была похожая штука. Френтис, как и Баркус, так и не избавился от привычки тянуть все, что плохо лежит.
– Сколько их?
– Я плохо считаю, брат, ты же знаешь. Но чтоб мне лопнуть, если их не столько же, сколько нас, да еще на треть больше.
– Я знаю, что ты знаешь, где он.
Глаза у владыки битв потемнели от безграничной ненависти.
– Простите, милорд?