Песнь крови

– Твой оптимизм делает тебе честь, брат.

– Этот город нужен королю для того, чтобы осуществить свои планы. Это лишь первый шаг на славном пути к Великому Объединенному Королевству. Со временем земли, которые мы отвоевали, сделаются пятым фьефом Королевства, находящимся под покровительством и правлением короля Януса и его потомков, свободным от невежества былых предрассудков и угнетенного существования по прихоти императора. Надо выстоять.

Ваэлин попытался было найти в словах Каэниса иронию – но нет, в них была лишь все та же слепая преданность королю. Не впервые Ваэлин испытал искушение рассказать брату всю правду о своих встречах с Янусом: ему было любопытно, выдержит ли преданность Каэниса старику откровения о том, каков он на самом деле. Но он, как всегда, промолчал. Эта преданность была сутью Каэниса, она служила ему защитой против множества недомолвок и обманов, которыми изобиловало их служение Вере. Откуда в Каэнисе эта преданность, Ваэлин понять никак не мог, однако же ему не хотелось лишать брата этой защиты, пусть и иллюзорной.

– Конечно, мы выстоим! – заверил он Каэниса с угрюмой улыбкой, думая при этом: «Имеет ли это хоть какое-то значение – другой вопрос».

Он направился к лестнице, ведущей вниз.

– Поброжу-ка я по городу. Я ведь до сих пор его почти и не видел.

– Я позову охрану. Не стоит тебе ходить по улицам одному.

Ваэлин покачал головой.

– Не тревожься, брат. Я не настолько ослабел, чтобы не суметь за себя постоять.

Каэнис поколебался, потом все же нехотя кивнул.

– Как тебе угодно. Да! – сказал он, когда Ваэлин уже начал спускаться. – Губернатор просил прислать к нему в дом целителя. Похоже, дочка у него заболела, и местные врачи ей помочь не могут. Я послал туда сестру Гильму сегодня утром. Может, ей удастся растопить лед.

– Ну, если кому и удастся, так это ей. Передай губернатору, что я желаю его дочке всего наилучшего, ладно?

– Конечно, брат.

* * *

Женщина, которая встретила Ваэлина у дверей мастерской каменотеса, смотрела на него с неприкрытой враждебностью. Ее гладкий лоб был нахмурен, темные глаза сузились, когда Ваэлин с ней поздоровался. Ей, по всей видимости, не хватало пары лет до тридцати, длинные черные волосы были собраны в хвост, тонкий стан опоясан пыльным кожаным фартуком. За спиной у нее слышался ритмичный стук металла по камню.

– Добрый день, сударыня, – сказал Ваэлин. – Прошу извинить за вторжение.

Она скрестила руки на груди и что-то резко ответила по-альпирански. Судя по ее тону, она явно не приглашала его войти и выпить чашечку чаю со льдом.

– Я… мне сказали прийти сюда, – продолжал Ваэлин. По ее суровому взгляду никак нельзя было догадаться, понимает она или нет. Губы у женщины стянулись в ниточку, она ничего не ответила.

Ваэлин окинул взглядом почти пустую улицу. Может, он как-то неправильно понял видение? Однако песнь крови была так тверда, звучала так уверенно, указывая ему путь по городу, и умолкла лишь тогда, когда он увидел эту дверь под вывеской с изображением резца и молотка. Ваэлин сдержал порыв просто отодвинуть ее и войти и заставил себя улыбнуться.

– Мне нужно обсудить одно дело.

Она нахмурилась еще сильнее и с сильным акцентом, но внятно произнесла:

– С северянами тут дел нет.

Ваэлин услышал слабое бормотание песни крови, и удары молотка в глубине мастерской стихли. Мужской голос что-то сказал по-альпирански, и женщина, недовольно поморщившись, зыркнула глазами на Ваэлина и отступила в сторону.

– Тут священные вещи, – предупредила она, когда он вошел. – Боги проклянут, если украдешь.

Внутри мастерская была просторной, с высоким потолком и мраморным полом, размером тридцать на тридцать шагов. В открытые слуховые окна лился солнечный свет, озаряя пространство, заставленное статуями. Они были разного размера: некоторые в один-два фута высотой, другие в человеческий рост, одна, минимум в десять футов высотой, изображала немыслимо мускулистого человека, борющегося со львом. Ваэлина потрясла живость фигур, точность, с которой они были выполнены: казалось, великан и лев застыли в момент величайшего напряжения. Поблизости стояла еще одна статуя, поменьше: женщина обычного роста и ослепительной красоты, с молитвенно протянутыми руками. На ее прекрасном лице застыло выражение бесконечной скорби.

– Герлия, богиня правосудия, рыдает, вынося свой первый приговор.

Когда Ваэлин услышал этот голос, песнь крови в нем зазвучала громче. Но то было не предупреждение, а приветствие. Мужчина стоял, подбоченясь, и из карманов его фартука торчали резец и молоток. Он был невысок, но хорошо сложен, и его голые руки бугрились мышцами. Лицо у него было угловатое, с высокими скулами, миндалевидными глазами, и кожа его, там, где она не была покрыта пылью, отливала слабым золотистым оттенком.

– Вы не альпиранец, – сказал Ваэлин.

– Как и вы! – со смехом отвечал мужчина. – И тем не менее оба мы здесь.

Он обернулся к женщине и что-то сказал по-альпирански. Она на прощание бросила на Ваэлина еще один гневный взгляд и скрылась в глубине мастерской.

Ваэлин кивнул на статую.

– Почему она так печальна?