Песнь Лихорадки (ЛП)

Что-то из этого у нас было - например, уважение и доверие, но нужны были еще и свободно высказываемые желания и прозрачность до такой степени, которая сделала бы обоих счастливыми. Это требовало работы, готовности честно и страстно бороться - за пределами постели, а не только в ней – а также преданности и честности. Это требовало просыпаться каждый день и говорить «я почитаю этого мужчину за святого, и так будет всегда. Он мое солнце, луна и звезды». Это требовало впустить в себя другого человека - то, что я перестала делать. Это требовало не бояться просить того, чего тебе хочется, подставлять себя под удар, рисковать всем ради любви.

Однажды мы почти достигли этого.

Пока я не сбежала.

Мои глаза расширились. Я всегда думала, что если кто-то из нас будет отдаляться в отношениях, то это будет он, а не я.

Но именно я убежала.

- Как первоклассный атлет, - согласился он, сверкая темными глазами. - Охренеть как быстро и не собираясь останавливаться, пока не пересечешь финишную черту.

У меня перехватило дыхание.

- Почему ты остался?

Для него было бы намного проще уйти. Многие мужчины так бы и сделали. Я всерьез покинула. Отстранилась, оставив для него лишь дурное настроение и секс, ничего более.

- Я понимал.

- Что ты понимал? - спросила я, потому что я-то, черт подери, не понимала. Почему я сбежала, зная, что вот-вот столкнусь с еще одной битвой, которая будет еще тяжелее? Умная женщина подпустила бы Бэрронса ближе, опиралась на него, подпитывала его исключительную силу и экстраординарную мощь. Но нет, я отгородилась от него. Полностью переосмыслила наши отношения, приуменьшив их. И он мне позволил. Ни разу не сказав ни слова. Просто держался в пределах, которые я была готова принять.

- Это никак не связано с интеллектом или отсутствием оного. Мы с тобой одинаковы, ты и я.

Я моргнула. Иерихон Бэрронс только что поместил нас в одну категорию.

- Альфы до мозга костей. Гордые. Независимые. Мы скрытные, злимся из-за наших сражений, особенно из-за внутренних. Мы не хотим, чтобы кто-то еще попал в гущу хаоса, в котором можем оказаться мы сами, и мы не хотим нечаянно причинить кому-то боль. Я бы полностью оставил тебя, если бы не разглядел это. По крайней мере, ты оставалась в моей постели. Время от времени.

Я взорвалась.

- Если ты когда-нибудь хоть подумаешь оставить меня, чтобы...

- Я больше не веду внутренних сражений, - на мгновение он умолк, а затем добавил: - И ты тоже. Даже из-за Джо и остальных. Да, я знаю, что тебе про них известно.

Я не потрудилась спросить, откуда он знал.

- Почему ты так решил? - я была чертовски уверена, что мне предстоит адская битва с самой собой.

- Потому что теперь ты понимаешь, что в нашей жизни есть вещи, которые мы совершаем и которым нет и никогда не будет прощения. Неважно, перед сколькими людьми ты извинишься. То, что ты сделала, необратимо, и ты не найдешь отпущения грехов.

- Вот уж спасибо, что так хорошо утешил, Бэрронс, - ответила я, задетая.

- С некоторыми вещами ты никогда не смиришься. Но как устрица, о которую трутся песчинки, ты не можешь уйти, и в итоге ты отполируешься в нечто ценное.

- Как может убийство Джо и остальных вообще стать чем-то ценным?

- Ценным становится не действие. А то, как ты чувствуешь себя из-за этого действия. Ты обнаруживаешь, что делаешь для другого человека что-то, чего раньше никогда бы не сделала. Ты платишь вперед. Это требует времени. Расслабься. Живи. Держи глаза открытыми. Смотри, что будет.

Расслабься. Живи. Держи глаза открытыми. Смотри, что будет. Я слабо улыбнулась. Это все, что каждый из нас мог сделать в отдельно взятый день.

Я встретилась с ним взглядом. Ты мое солнце...

Тише. Думаешь, я этого не знаю? Я разобрался с вами, мисс Лейн.

Я выгнула бровь. Ой-ой. Я была мисс Лейн. В этом весь Бэрронс: немногословный человек может сделаться прямо-таки болтливым от критицизма.

- Что? - в моем голосе звучали грубые нотки, но последние двадцать четыре часа были тяжелыми, и я устала.

В Белом Особняке был момент. Ты не двинулась с места. Я был бы не против, если бы ты сделала это.

Он открыл свои объятья.

Грубость испарилась как взрыв пузырьков. Когда я перелезла через диван, пробежала через весь книжный магазин и кинулась в его объятия, он подхватил меня и закружил, а я запрокинула голову и хохотала как героиня какого-то романтического фильма.

- Солнце, луна и звезды, - прорычал он мне на ухо.

Я ударила его по плечу.

- Тише. Думаешь, я этого не знаю?

Затем его рот накрыл мой, и мы оказались на полу, возвещая о начале ночи старым-добрым способом.