Песнь Лихорадки (ЛП)

Она сотворила это с ним. Ее срыв. Ее сердце, которое Чистильщик оценил как бракованное. Она всегда великолепно играла в притворство. Но в этот раз зашла слишком далеко. Она потеряла грань между вымышленным и реальным. И это стоило им всего - тем, о ком ей ненавистно было заботиться, и все же она никогда не переставала этого делать.

Он старательно заговорил, а потом вырубился так сильно, что даже перестал дрожать. У него ушли все силы на то, чтобы пробормотать одно предложение.

Джада аккуратно вернула на место заколдованную ткань, глаза ее сияли, а сама она разрывалась между немым восторгом и отчаянным желанием захихикать.

Он сказал: «Святые чокнутые компы, Робин, у нас убийственный МакБук¹⁰ на свободе!»

- Бэтмен, - сказала она, надеясь, что он в месте, где ему не больно. - В этот раз плащ придется надеть мне.

 

Она перепрыгивала через три ступеньки, поднимаясь в комнату Мак на четвертом этаже.

Ее там не оказалось.

Комната все еще занимала прежнее место, но была уже не той, что прежде. Уютную и захламленную спальню в ее отсутствие вытеснил кабинет с диваном из красного мятого бархата, выцветшим персидским ковром, хрустальными светильниками и веселым огнем, горевшим в эмалированном очаге.

Она вышла обратно на лестничную площадку и, прищурившись, осмотрелась.

Раньше, когда она последовала за Мак, лестница не продолжалась дальше четвертого этажа. Там, где был лишь потолок с затейливым потолочным плинтусом, теперь возносилась головокружительная лестница.

За годы в Зеркалах Джада научилась передвигаться в трехмерных измерениях. В «Книгах и сувенирах Бэрронса» имелось как минимум одно мощное, искажающее Зеркало, если не больше - тайна, которую нужно будет исследовать в дозволенное время. Она находила секреты Девятки интригующими до помешательства.

Она нашла спальню на шестом этаже по левую сторону коридора, а не по правую, выпуталась из пальто, сняла свою рубашку и надела одну из рубашек Мак. Ее одежда была заляпана высохшей кровью, внутренностями и едко пахнущей желтой пылью от смирительной рубашки поедающего-зомби-призрака, в которую она недолго была одета. Сочетание вони заполонило ее нос, подавляя обоняние. Вытерев лицо влажным полотенцем, она сняла и штаны с ботинками.

Она схватила черную мотоциклетную куртку Мак и принялась рассовывать по карманам многочисленное оружие, протеиновые батончики и последний оставшийся энергетический боб. Пристегивая меч и засовывая копье в толстые ножны, она заметила на столике у кровати браслет, который отдала Мак.

Она понятия не имела, почему Мак сняла его, но не собиралась оставлять его просто валяться здесь. Она немало рисковала, заполучая его. Пересекая комнату несколькими широкими шагами, она надела браслет на руку и затолкала его под рукав куртки.

Обгоревшая мягкая игрушка с распотрошенным животом, засунутая между подушками на кровати, укоризненно наблюдала за каждым ее шагом черными блестящими кругляшами глаз.

Я вижу тебя, Шазам.

Она резко встряхнулась. Эмоции смертельны. Планы и цели вносят ясность.

Она запихнула наполнитель обратно внутрь, стянув края, и осторожно усадила плюшевого мишку на верхнюю полку.

Затем повернулась, сбежала по лестницам и вылетела через заднюю дверь в хмурый дублинский рассвет.

Она использовала левую руку, которой обычно сражалась, чтобы проследить то же заклинание, благодаря которому раньше пробралась сквозь крутящийся вихрь вокруг «Книг и сувениров Бэрронса». Черные вены полыхнули под ее кожей, расползаясь по ее запястью, и рука сделалась холодной как лед. Много лет назад она ударила Охотника Мечом Света, и что-то просочилось через оружие в ее пальцы. В Зеркалах она поняла, что ее левая рука накладывает более сильные и хорошие заклинания. Рука часто чесалась и звенела, а иногда по ночам она просыпалась и обнаруживала, что рука похолодела и почернела. Шазаму особенно нравилось, когда она чесала ему за ушком левой рукой, он заявлял, что это ощущается иначе, но когда она потребовала больше информации, мрачный чокнутый зверек лишь сверкнул улыбкой чеширского кота и отказался углубляться в тему.

Шазам. Ее сердце болело. Горе превратилось в безмолвный вопль, не имеющий ни начала, ни конца, лишь долгую, полную агонии середину.

Глубоко вздохнув, Джада сосредоточилась на своем городе.

Если не считать Риодана, она не видела ни единой живой души с тех пор, как покинула склад, и предполагала, что Бэрронс ищет Мак и ее саму, наверное, тоже. Пустые и тихие улицы под валом густых грозовых туч поблескивали серым. Будь это нормальное утро - если здесь таковое вообще возможно - на улицах толпились бы люди и Фейри, но все люди, видевшие, как прошлой ночью Фейри собирались в кучи, либо объединились и были убиты, или же ушли под землю, страшась такого же смертоносного марша, какой был на Хэллоуин, когда стены между мирами были разрушены.