Песнь меча

Когда ему приказали явиться к вождю Рафну вместо того, чтобы предстать перед собранием старейшин по обвинению в убийстве человека, он надеялся, что все обойдется. Он совсем не хотел убивать того старика в длинной коричневой сутане, который пришел в поселение, чтобы рассказать им о своем Боге, как будто у них мало своих богов. Каждый может совершить ошибку. Но, вглядываясь в неумолимое лицо Рафна Седриксона, он терял надежду с каждой минутой.

— Давно ты приплыл к нам на запад? — наконец спросил вождь.

— Полгода назад, — угрюмо ответил Бьярни.

Полгода. Казалось, намного больше, и он уже прижился в этом поселении. Полгода назад его дед, слишком старый, чтобы самому покинуть родные места, решил, что его внукам не место в Норвегии (где при конунге Харальде Прекрасноволосом[1] людям, ценящим свободу, стало невыносимо жить), и отправил его к старшему брату Грэму в поселение Рафнглас[2], которое основал брат их собственного вождя на северо-западном побережье земли англов[3].

— За это время ты мог бы усвоить, что на моей земле служителям Белого Христа[4] ничто не должно угрожать.

— Я не подумал… я забыл…

— Тогда слушай, — сказал вождь, — и я освежу твою память. Когда я был еще ребенком, друг моего отца воспитывал меня по местным обычаям. Я рос вместе с его сыном, и мы были неразлучны, как кровные братья. Став юношей, он — неважно как — попал под влияние людей, которые поклоняются Белому Христу. Он покинул своих богов и обратился к их Богу и со временем надел на себя сутану[5], обрил голову[6] и стал одним из их святых отцов. И я потерял своего брата; он больше не сидел рядом со мной у очага и не сражался со мной щитом к щиту. Но ради него я поклялся на молоте Тора[7], что на моей земле и среди моих людей такие, как он, всегда будут в безопасности.

Вновь наступила тишина. Бьярни не произнес ни слова. Ему нечего было сказать.

— Из-за тебя я нарушил клятву, а этого я не смогу тебе простить, — продолжил вождь. — Но это касается только тебя и меня, и мы не будем обсуждать это на собрании.

Тут Бьярни понял, что сейчас ему вынесут приговор, как будто он стоял перед собранием.

Рафн нервно сжал подлокотники с резными изображениями Одина[8] и Фригг[9], которые в любом зале превращали скамью в священное место.

— Крака даст тебе меч из оружейного сундука. Бери его и убирайся с глаз моих. Не возвращайся в наше поселение, пока не поймешь, что значит клятва. Хериольф Купец отплывает рано утром.

Бьярни стоял неподвижно, пытаясь понять смысл сказанного.

— Просто уйти? — спросил он наконец, и горло у него пересохло.

— Просто уйти! Мужчина с мечом всегда найдет себе пропитание — или смерть. Если через пять лет ты все еще будешь жив и сможешь вернуться, чтобы занять свое место в общине, возможно, я смогу вынести твое присутствие.

— Если через пять лет я все еще буду жив, может, мне и не захочется возвращаться на этот берег, — сказал Бьярни.

Вождь раздраженно вздохнул.

— Что ж, моря широки, и ты можешь бороздить их, пока не упадешь с края земли, если пожелаешь.

Крака, верный боевой товарищ вождя, всегда на первых веслах, когда его судно отправлялось в море для набегов или торговли, дал ему меч из огромного оружейного сундука, стоящего среди прочих у стены в зале. Славное оружие, с рукояткой из потемневшей от времени моржовой кости. Сам он выбрал бы не такой меч, но и этот сгодится. До сих пор у него не было своего меча, но тренировки с другими юношами научили его чувствовать клинок. И вскоре, привязав меч к поясу, он направился через поселение к дому своего брата.

Грэм, который, видимо, ждал на крыльце, подбежал к нему.

«Если он станет расспрашивать меня сейчас, перед всеми, — подумал Бьярни, — я убью его».

Но Грэм, окинув взглядом его новый меч, сказал только:

— Он должен висеть с другой стороны.

— Я левша, — проскрежетал Бьярни. Грэм застыл в удивлении. Как странно, что правши никогда не задумываются о таких вещах.

Они молча шли по поселению, вверх по деревянному мосту, перекинутому через речку, и полмили вдоль нее, пока не вышли к долине, где располагалась небольшая усадьба — единственное место, которое Бьярни все еще мог называть своим домом. Запах ужина доносился из открытой двери, но это пока подождет. По молчаливому согласию они повернули в сторону и скользнули в низкую дверь амбара. Там были сундуки и котомки, земледельческие орудия труда, запах сухой ячменной пыли прошлогоднего урожая. Было тихо, даже мышь не шелохнулась. Собака в углу подняла морду и завиляла хвостом, но не могла подбежать к хозяину, не потревожив слепых, похожих на крысят щенков, которые сосали молоко.

Грэм схватил его за плечо и резко повернул к себе.

— Ну, выкладывай, о чем с тобой говорил вождь?

— Он дал мне меч и приказал покинуть поселение. Хериольф Купец отплывает рано утром.

— Навсегда?

— Пока не пойму, что значит клятва. Он сказал, пять лет.

Грэм тихо выругался.

— Могло быть и хуже. Одни боги знают, что скажет дед.

— Он никогда не узнает, — ответил Бьярни и, произнося эти слова, почувствовал, как далеко он оказался от места, где родился и вырос.