Песнь молодости

— Пора идти. Поговорим по дороге, — обратилась она к Сюй Нину. — Я согласна быть твоей сестрой, твоим лучшим другом. И только. У меня был человек, которого я горячо любила. Он навсегда остался в моем сердце.

Сюй Нин побледнел и низко опустил глаза:

— Дао-цзин, может быть, я не так понял тебя. Ты прежде очень хорошо относилась ко мне. Спасибо за откровенность… Я всегда буду считать тебя своим лучшим другом.

Чтобы отвлечь и подбодрить Сюй Нина, Дао-цзин перевела разговор на другую тему.

— Я даже во сне мечтаю о поездке на север Шэньси. Но я сдерживаю эти мечты. Ты сам знаешь, здесь тоже обстановка накаляется с каждым днем, — извиняющимся тоном сказала она.

Когда Дао-цзин вернулась домой, уже стемнело. Она открыла дверь и зажгла керосиновую лампу. На стенах отразилась ее худая и сгорбленная тень. Дао-цзин собралась лечь, но в комнате было холодно; плохая одежда и недостаточное питание усиливали этот холод. Печка была для Дао-цзин роскошью. Пришлось сбегать к соседям попросить хоть кипятку.

Дао-цзин по привычке села к столу, собираясь почитать, но никак не могла сосредоточиться. Тревожные мысли не давали покоя. Во-первых, она так и не встретила Цзян Хуа, который объяснил бы сейчас все ее трудности. Обострение обстановки на севере волновало всех студентов вне зависимости от их политической сознательности. С каждым днем сильнее звучали призывы к спасению родины. А что могла сделать она, неопытный молодой член партии, без руководства со стороны организации, без материальной помощи?

За целый день она так ничего и не поела. Дао-цзин собиралась попросить денег у Цзян Хуа, но вместо него она встретилась с Сюй Нином, а просить у него было неудобно. На всякий случай она еще пошарила в кармане: пусто. Пожалуй, завтра придется опять идти в ломбард. Но все, что можно было, она уже отнесла туда. На ней осталось последнее платье. Дао-цзин посмотрела на голые стены и усмехнулась. Затем села к столу и прижалась к нему, чтобы хоть как-то унять терзающий ее острый голод. В ушах зазвучал голос Сюй Нина: «Поедем вместе. Если тебе трудно, я помогу…» Дао-цзин подошла к кровати и раскрыла плетеную корзинку, стоявшую у изголовья. В ней лежало несколько старых журналов и носки. Этого не заложишь. В уголке находился аккуратный сверток. При виде его сердце Дао-цзин дрогнуло. Бережно развернула она безрукавку — подарок Линь Хун. Опасаясь, чтобы тюремщики не отняли ее, она целый год носила эту вещь на себе. На свободе Дао-цзин решила беречь ее: завернула в платок и уложила на дно корзинки. Как бы ни было холодно, она не решалась носить эту дорогую для нее реликвию.

В эту холодную ночь Дао-цзин прижала к груди подарок…

Ты в плен захвачен, как солдат,
Тебя решетки сторожат… —

тихо зазвучала в комнате любимая песня Линь Хун.

Холодный ветер стучался в бумажные окна. Лампа чуть освещала голую комнату. Печаль и мечты о счастье овладели Дао-цзин. Она вспомнила Лу Цзя-чуаня, и ни голод, ни темная ночь не могли остановить лившихся из груди строк:

Ты не умер.
Не умер!
И слово, что прежде сказал ты,
Над землей полоненной все так же звучит.
У холма Юйхуа
Отгремели ружейные залпы,
Но тебя не задели…
И вижу я:
В летней ночи
Ты спокойно и чутко
Спишь — кулак под щекой, -
И луна, как подруга,
Сторожит твой покой
И к тебе прикоснуться ветерку не дает.
Тихо иволга-птица тебе песни поет.
О сраженный товарищ, знаешь ли ты,
Что цветут, как и прежде, голубые цветы?
И любимая девушка в смертном бою
За тебя
Поднимает винтовку твою.
Чтобы смерть не грозила влюбленным сердцам,
Чтобы дети смеялись навстречу отцам,
Чтобы юные жизни не сгорали в бою,
Подняла я, любимый, винтовку твою.

Глава двадцать девятая

По утрам Дао-цзин обычно два часа читала что-нибудь по теории. В этот день перед ней лежала «Детская болезнь «левизны». Вдруг с улицы донесся оклик:

— Лу здесь живет?

Дао-цзин выскочила во двор.

— Цзян Хуа! — вырвалось из ее груди.

Руки друзей сплелись в крепком рукопожатии.

— Письмо получил? Я тебя тогда напрасно прождала в парке.

Цзян Хуа был в поношенном суконном пальто. Его усталое лицо говорило о нелегкой жизни. Он потер руки и оглядел комнату:

— Трудно тебе?

— Ничего. Все в порядке. Только вот инструктора нет, а без него тяжеловато, — искренне сказала Дао-цзин.

Цзян Хуа улыбнулся: