Но Дао-цзин свалилась с ног. С высокой температурой она лежала в забытьи в опрятной комнатке общежития, куда недавно переехала. Вокруг топившейся печки сидели Сюй Хуэй, Сяо-янь и Хоу Жуй и тихо беседовали.
— Когда она заболела? Врач был? — спросила Сюй Хуэй у Сяо-янь.
— Был. Сказал, что сильная простуда. Она за эти два дня переутомилась, день и ночь на ногах: всюду бегала, беседовала с людьми, организовывала борьбу с реакционно настроенными студентами, ничего не ела — вот организм и не выдержал, — ответила Сяо-янь.
— Да, она переутомилась, — покачал головой Хоу Жуй.
— Надо следить за ней, — тревожно проговорила Сюй Хуэй, глядя на Дао-цзин.
Дао-цзин проснулась и с трудом посмотрела на своих товарищей.
— Когда вы пришли — я не заметила. Сюй Хуэй, на завтра все готово? Никаких изменений?
— Никаких, — наклонившись к больной, ответила Сюй Хуэй. — Тебе нельзя волноваться. Хоу Жуй, как ты думаешь, сколько студентов пойдет завтра на демонстрацию?
— Трудно сказать. Сегодня вечером и завтра утром будем продолжать агитацию. По-моему, человек двести-триста наберется.
Дао-цзин приподнялась на кровати и в волнении произнесла:
— Сюй Хуэй, стоит только начать, как все взорвется словно вулкан. Масса людей пойдет!
— Тебе же говорили, иго нельзя волноваться! Зачем поднялась? — сердито сказала Сяо-янь, укладывая Дао-цзин обратно в постель.
— Обширен наш Север, но не осталось ни клочка земли, не занятого японцами, — обратилась Сюй Хуэй к присутствующим. — Мы об этом скажем завтра в манифесте. Он отразит антияпонские настроения широких масс народа. Ассоциация учла их требования и выступила с лозунгом организовать демонстрацию. Правильно? Ну, мне пора идти. Сяо-янь, идем со мной, но потом ты вернешься: нужно посмотреть за больной. А ты, Дао-цзин, лежи и не вставай. Завтра я опять приду. Да, между прочим, Цзян Хуа просил передать тебе, что он зайдет после демонстрации. Наберись терпения!..
Сяо-янь и Хоу Жуй поправили одеяло, налили воды и, подбросив угля в печку, ушли.
«Он придет завтра!» — радостно подумала Дао-цзин и задремала. Ведь они не встречались после той памятной ночи.
Вскоре вернулась Сяо-янь и заботливо склонилась над Дао-цзин.
Едва рассвело, она была уже на ногах и стала одеваться, боясь сделать лишнее движение, чтобы не разбудить подругу. Но Дао-цзин тоже проснулась, с трудом села в кровати и зажгла свет. Сяо-янь бросилась к ней:
— Не выдумывай! Ты вся горишь!
Дао-цзин улыбнулась и потянулась за одеждой.
— Пустяки. Жар спал. Мне полегчало. Похожу — и станет еще лучше.
Сяо-янь покраснела от волнения и схватила Дао-цзин за руку:
— Дао-цзин! Сюй Хуэй просила меня смотреть за тобой. Я перед ней в ответе. Ты никуда не пойдешь!
— Ты в ответе перед Сюй Хуэй, а я перед кем? Не надо обо мне беспокоиться. — Дао-цзин торопливо ополоснула лицо и причесалась. — Сяо-янь, хорошая моя, не сердись. Дел много, как же тут усидишь на месте? Лучше идти. Нельзя нам с тобой сидеть сложа руки в этот великий день.
Продолжая разговаривать, Дао-цзин увлекла за собой Сяо-янь на улицу.
Было еще темно и холодно. Дул сухой колючий ветер. Ослабевшая Дао-цзин покачнулась и упала. Сяо-янь подхватила ее и потащила обратно домой. Но Дао-цзин быстро пришла в себя.
— Дао-цзин, иди ложись в постель! Не беспокойся, я все сделаю за тебя! Если я пролью кровь, то это будет и твоя кровь… — со слезами на глазах уговаривала ее Ван Сяо-янь.
Дао-цзин облокотилась на ее плечо и что-то хотела сказать. В предрассветной тиши вдруг отчетливо послышалась песня — суровая и торжественная. Казалось, что она исходит из самого сердца земли и несет необычайную силу людям. Дао-цзин и Сяо-янь повернулись в ту сторону, откуда доносилось пение, и прислушались, застыв в строгом молчании:
Песня не была для них новой, но на рассвете, перед предстоящей им яростной схваткой, она прозвучала совсем по-новому — величественно и сильно. Кровь вскипела в жилах. Это призыв к штурму, к борьбе! Дао-цзин выпустила из рук плечо подруги и взволнованно сказала:
— Иди скорее! Жду от вас добрых вестей!..
Весь день она пролежала в кровати, не сомкнув глаз. Временами она напрягала слух. На улице ей чудились людской говор и мощные призывы, сливавшиеся с бурными порывами ветра. Казалось, что они приходят из другого мира и сотрясают ее комнатку, заставляя сердце биться учащеннее.
Наконец стемнело. За окном продолжал завывать ветер. Мела поземка. Дао-цзин съежилась под одеялом и заснула, устав от томительного ожидания. Холодный сквозняк заставил ее открыть глаза и зажечь свет. Перед кроватью стояли, дрожа всем телом, Ли Хуай-ин и Ван Сяо-янь.
— Вернулись! Ну, как там? — хватая их за руки и пытаясь сесть, взволнованно спросила Дао-цзин.
— Л-лежи! Мы… мы з-з-замерзли! — еле выговорили девушки.
Их лица посинели, а волосы обледенели. Шуба на Ли Хуай-ин стояла коробом. Но настроение у обеих, особенно у Ли Хуай-ин, было необычайно приподнятым.