Это был один из японских офицеров, прибывших сегодня днем. Волоча за собой меч и печатая шаг, он с гордым видом вошел в освещенный зал, сопровождаемый переводчиком в штатском, чем-то похожим на ояпонившегося китайца Лю Вэнь-вэя.
Ли Хуай-ин и Хуан Мэй-шуан сидели в стороне. Им ничего не оставалось делать, как тоже подняться вслед за остальными. Шелковый бордовый полог почти скрыл их. Ли Хуай-ин тихонько потянула Хуан Мэй-шуан за сумочку и шепнула:
— Тоже… удовольствие смотреть! Не хотела я сюда идти. Это все из-за тебя!
— А я тоже не знала, что они придут, — сказала Хуан Мэй-шуан, нахмурив брови и наблюдая за японскими офицерами, входившими в зал один за другим. — Лю мне ничего не сказал… А, ладно! — Она толкнула подругу в бок. — Человек рожден, чтобы веселиться при каждом удобном случае. Будем же как эти дамы.
— Нет, не будем! — Ли Хуай-ин поправила на себе светло-зеленую шерстяную кофточку, которая очень шла к ее миловидному лицу и темным волосам.
— Тот старик с усами, наверное, хозяин вечера? — нетерпеливо спросила она.
— Это Ван И-тан, полный — Гао Цзюнь-вэй. Вон тот, тоже полный, в темных очках, — Вань Фу-линь. Остальных
Не успела она закончить фразу, как к ним подошел Лю Вэнь-вэй. При виде Ли Хуай-ин он низко поклонился на японский манер.
— Извините, не угодно ли пройти к нашим дорогим гостям? — сказал и опять склонился в глубоком поклоне, блеснув перед глазами Ли Хуай-ин напомаженными волосами.
Не дав подруге опомниться, Хуан Мэй-шуан взяла ее за руку, и они, сопровождаемые Лю Вэнь-вэем, направились к гостям.
В большом холле стояло несколько десятков круглых столов, покрытых белоснежными скатертями. Несмотря на зимнее время, на каждом из них красовалась ваза со свежими розами. За столами вперемежку с японскими офицерами сидели дамы и политиканы в халатах или куртках. Рядом были переводчики. Лю Вэнь-вэй усадил девушек за разными столами.
Поначалу гости и хозяева вели себя сдержанно. Китайцы старательно наливали гостям вино и почтительно кланялись. «Хозяева Восточной Азии» — высокопоставленные японские офицеры — сидели, с чувством собственного превосходства глядя прямо перед собой. Время от времени они с важным видом тянулись за угощением. Хотя очаровательные китаянки и оказывали им знаки внимания и подливали вино, японцы как будто никого не замечали.
Ли Хуай-ин стало не по себе. «До чего же они церемонятся с ними», — подумала она, глядя на усилия хозяев занять японцев. Как китаянка, она возмущалась высокомерным поведением врагов, чувствовала себя оскорбленной. Но «Веселись при каждом удобном случае!» — вспомнила она слова Хуан Мэй-шуан и улыбнулась. «К чему принимать это близко к сердцу? Что тут такого?» Ли Хуай-ин терпеливо сидела, хотя на сердце было неспокойно.
— Благодарим за то, что вы подвергли себя трудностям далекого пути и прибыли сюда, чтобы помогать Китаю, — подняв бокал и непрерывно кланяясь, обратился к японцам какой-то старик.
Ли Хуай-ин показалось, что по огромному залу в вихре ветра пронесся сам сатана. Ее охватил озноб.
За центральным столом с бокалом в руке поднялся японский генерал — низкорослый субъект лет пятидесяти на вид. Он медленно погладил усы, величественно посмотрел вокруг и что-то важно произнес. Стоявший рядом переводчик — его голос-баритон тоже был удивительно похож на голос Лю Вэнь-взя — перевел:
— Мы прибыли в вашу высокочтимую страну на основании трех принципов министра иностранных дел Хирота. Надеемся рука об руку сотрудничать с уважаемыми господами. Три принципа заключаются в следующем: первое — пресечение в Китае антияпонского движения; второе — установление китайско-японо-маньчжурского сотрудничества; и третье — совместная борьба трех стран — Китая, Японии и Маньчжурии — против коммунизма. Уважаемые господа, вы пользуетесь в Китае доверием, обладаете и талантами и высокими моральными качествами. Наша армия очень надеется, что уважаемые господа будут идти вперед вместе с ней рука об руку.
Раздались вежливые аплодисменты. Главный спектакль окончился. Обстановка разрядилась.
Однако Ли Хуай-ин приходила все в большее и большее волнение. Сидевший рядом с ней офицер сначала держался высокомерно и даже не смотрел на нее. После нескольких рюмок он оживился и вежливо и церемонно стал ухаживать за соседками, наливая им вина и подавая закуски. Но по мере того как он пил, его поведение изменилось; он снял головной убор, отстегнул меч и стал шутить и смеяться. Про старика, который произнес тост, все забыли.
Вскоре офицеру это надоело. Он начал пить коньяк без меры, придвинулся к Ли Хуай-ин и оскалил рот, полный золотых зубов.
— Барышня, яблоко кушай! Как зовут? Спасибо… — проговорил он на ломаном китайском языке.
Кровь ударила в лицо Ли Хуай-ин. Отказаться было неудобно. После минутного колебания она взяла яблоко и положила его на стол. Потом глазами поискала Хуан Мэй-шуан и направилась к ней. Та сидела за одним столом с только что державшим речь генералом, который теперь что-то бормотал ей по-японски. Лю Вэнь-вэй переводил. Ли Хуай-ин нетерпеливо толкнула Хуан Мэй-шуан.