Песнь небесного меча

Минуту я размышлял об этом, взвешивая дикие мечты Эрика и суровую реальность жизни. Дунхолм на высоком утесе, покоящемся в изгибе реки, и в самом деле был почти неприступен. Человек мог умереть в своей постели, если у него был Дунхолм, потому что даже горстка воинов могла успешно защищать каменистую тропу — единственный путь к крепости. Я знал, что Рагнара развеселит история Эрика и Этельфлэд, потому что и сам чувствовал, как меня захватывает неистовство Эрика. Может, его мечты не такие уж и сумасшедшие, как мне казалось?

— Но как ты заберешь туда Этельфлэд втайне от брата? — спросил я.

— С твоей помощью, — ответил он.

И в этом ответе я услышал смех трех норн. В лагере протрубили в рог — я подумал, что это зовут на обещанный Зигфридом пир.

— Я дал клятву верности Альфреду, — решительно сказал я.

— Я не прошу тебя нарушать клятву, — ответил Эрик.

— Нет, просишь! — резко заявил я. — Альфред дал мне поручение. Я выполнил его только наполовину. Вторая половина поручения — вернуть ему дочь!

Большие кулаки Эрика сжимались и разжимались на верхушке палисада.

— Три тысячи фунтов серебра, — сказал он, — и пятьсот фунтов золота. Подумай, сколько на них будет куплено людей.

— Я уже думал об этом.

— Команду испытанных воинов можно нанять за фунт золота, — сказал Эрик.

— Верно.

— И у нас уже достаточно людей, чтобы бросить вызов Уэссексу.

— Вы можете бросить вызов Уэссексу, но не победить его.

— Но мы победим, когда у нас будут золото и люди.

— Верно, — снова признал я.

— Золото приведет сюда еще больше людей, — неумолимо продолжал Эрик, — еще больше кораблей, и этой осенью или следующей весной мы приведем в Уэссекс целую орду. Мы соберем армию, в сравнении с которой армия, побежденная тобой при Этандуне, будет казаться маленьким отрядом. От наших воинов почернеет земля. Мы принесем в Уэссекс копья, топоры и мечи. Мы сожжем ваши города, возьмем в рабство ваших детей, попользуемся вашими женщинами, заберем вашу землю и убьем ваших мужчин. Именно такой услуги хочет от тебя Альфред?

— Таковы планы твоего брата?

— И чтобы это сделать, — продолжал Эрик, не обратив внимания на мой вопрос, потому что знал, — мне уже известен ответ, — Зигфрид должен продать Этельфлэд, вернув ее отцу?

— Да, — признал я.

Если выкуп не будет заплачен, люди, собравшиеся в Бемфлеоте и его окрестностях, исчезнут, как исчезает роса жарким утром. Сюда больше не явятся корабли, и Уэссексу ничего не будет угрожать.

— Твоя клятва, как я ее понимаю, — уважительно проговорил Эрик, — заключается в том, чтобы служить Альфреду Уэссекскому. Ты и вправду служишь ему, господин Утред, позволяя моему брату разбогатеть настолько, чтобы тот мог уничтожить Альфреда?

«Итак, — подумал я, — любовь обратила Эрика против брата. Любовь заставит его рассечь клинком любую клятву, какую он когда-либо приносил. Любовь сильнее самой силы».

Рог протрубил снова, теперь уже более настойчиво. Люди спешили к большому дому.

— Твой брат знает, что ты любишь Этельфлэд? — спросил я.

— Он считает, что моя влюбленность пройдет и я отдам Этельфлэд за серебро. Он думает, что я пользуюсь ею, чтобы получить удовольствие, и это его забавляет.

— А ты ею пользуешься? — резко спросил я, глядя в его честные глаза.

— А тебе какое дело? — с вызовом отозвался он.

— Никакого, — ответил я. — Но тебе же нужна моя помощь.

Эрик поколебался, потом кивнул.

— Я бы это так не назвал, — защищающимся тоном сказал он, — но мы любим друг друга.

«Итак, Этельфлэд выпила горькой воды перед тем, как согрешила, и это было очень умно с ее стороны», — подумал я.

Я улыбнулся, подумав о ней, а потом отправился на пир Зигфрида.

Этельфлэд посадили на почетном месте, справа от Зигфрида, и я сидел рядом с ней. Эрик разместился по левую руку Зигфрида, рядом с Эриком сел Хэстен.

Я заметил, что Этельфлэд ни разу не взглянула на Эрика. Ни один из наблюдавших за ней людей — а множество мужчин в зале интересовались дочерью короля Уэссекса — не мог бы с уверенностью сказать, что она стала его любовницей.

Скандинавы знают, как задавать пиры. Было много еды, вволю эля и развлечений. Там были жонглеры и люди на ходулях, музыканты, акробаты и сумасшедшие, заставлявшие гостей за столами хохотать.

— Мы не должны смеяться над безумцами, — сказала мне Этельфлэд.

Она едва прикоснулась к еде, только слегка поклевала из миски с вареными моллюсками.

— С ними хорошо обращаются, — ответил я. — И у них наверняка лучший кров и еда, чем у животных.

Я наблюдал за тем, как голый сумасшедший судорожно искал свой пах. Он все время оглядывал хохочущих гостей, не в силах понять, откуда раздаются звуки. Женщина со спутанными волосами, подстрекаемая хриплыми криками, снимала свои одежды одну за другой, не сознавая, почему это делает.

Этельфлэд уставилась на стол.

— Есть монастыри, где присматривают за безумными, — сказала она.

— Только не в тех местах, где правят датчане, — ответил я.

Некоторое время Этельфлэд молчала.

Два карлика потащили полностью раздевшуюся женщину к голому мужчине, и зрители рухнули со смехом.

Этельфлэд на мгновение подняла глаза, содрогнулась и снова уставилась на стол.