Песнь небесного меча

— Восемьсот полей, господин король.

— В той стене, что обращена к берегу, — грубо перебил я — шестьсот девяносто два поля. В речной стене еще триста пятьдесят восемь. Укрепления, господин король, тянутся на тысячу пятьдесят полей.

— Четыре тысячи двести человек, — немедленно сказал епископ Эркенвальд, и, признаюсь, я был впечатлен.

У меня ушло много времени, чтобы вычислить эту цифру, и я сомневался в правильности своих подсчетов до тех пор, пока Гизела тоже не потрудилась над вычислениями.

— Ни один враг, господин король, — проговорил я, — не сможет напасть со всех сторон одновременно. Поэтому я считаю, что городу нужен гарнизон в три тысячи четыреста человек.

Один из мерсийских танов издал шипящий звук, будто такое число казалось невозможным.

— Это всего на одну тысячу человек больше гарнизона в Винтанкестере, господин король, — заметил я.

Разница, конечно, заключалась в том, что Винтанкестер находился в верном восточным саксам графстве, которое посылало своих людей по очереди служить в фирде.

— И где ты найдешь столько людей? — спросил мерсиец.

— У тебя, — резко ответил я.

— Но… — начал было тот и запнулся.

Он собирался заметить, что мерсийский фирд бесполезен и утратил навыки оттого, что его давно не пускали в дело, а любая попытка собрать людей может привлечь зловещее внимание датских ярлов, правящих северной Мерсией. Вот почему мерсийцы привыкли держать головы низко и хранить молчание. Они были похожи на гончих, дрожащих в подлеске от страха — как бы их не заметили волки.

— «Но» — ничего, — ответил я громче и все еще резко. — Потому что если человек не вносит вклад в защиту своей страны, он — предатель. Его следует лишить земель, предать смерти, а его семью продать в рабство.

Я думал, Альфред мне возразит, но тот продолжал молчать. Вообще-то он даже кивнул в знак согласия. Я был мечом в его ножнах, и он был явно доволен, что я мгновенно продемонстрировал сталь.

Мерсиец ничего не ответил.

— А еще нам понадобятся корабли, господин король, — продолжал я.

— Корабли? — переспросил Альфред.

— Корабли? — эхом отозвался Эркенвальд.

— Нам нужны команды, — объяснил я.

После захвата Лундена у нас имелся двадцать один корабль, из них — семнадцать боевых. Остальные были широкими, предназначенными для торговых плаваний, но и они могли пригодиться.

— У меня есть корабли, — продолжал я, — но им нужны команды, и в них должны входить добрые бойцы.

— Ты собираешься защищать город с помощью кораблей? — дерзко спросил Эркенвальд.

— А откуда возьмутся твои деньги? — спросил я. — От обычного взимания пошлин? Только ни один торговец не осмелится сюда приплыть, пока я не очищу устье от вражеских кораблей. Это означает, что нужно перебить пиратов, для чего мне нужны команды воинов. Я могу пустить в дело и свои личные войска, но их придется заменить в гарнизоне другими людьми.

— Мне нужны корабли, — внезапно вмешался Этельред.

Этельреду нужны корабли? Я так удивился, что ничего не ответил. Работа моего кузена заключалась в том, чтобы защищать южную Мерсию и отгонять датчан от остальной части его страны — значит, сражаться на суше. А теперь ему вдруг понадобились корабли? Что он задумал? Грести на них через пастбища?

— Я предлагаю, господин король, — улыбаясь, заговорил Этельред уважительным и вкрадчивым голосом, — чтобы все корабли к западу от моста были отданы мне. Они будут к твоим услугам, — он поклонился Альфреду, — а моему кузену пусть отдадут корабли к востоку от моста.

— Это… — начал было я, но Альфред меня перебил.

— Это честно, — твердо проговорил король.

Это было не честно, а смехотворно. К востоку от моста стояло всего два боевых корабля, а выше моста — пятнадцать. Эти пятнадцать судов находились там потому, что Зигфрид всерьез замышлял большой набег на земли Альфреда прежде, чем мы сами нанесли удар, и мне нужны были эти суда, чтобы очистить устье от врага.

Но Альфреду не терпелось продемонстрировать, что он поддерживает зятя, поэтому король отмел все мои возражения.

— Ты будешь пользоваться теми судами, какие у тебя есть, господин Утред, — настаивал он, — и я отдам под твое командование семьдесят моих гвардейцев, чтобы укомплектовать команду одного из судов.

Итак, я должен был выгнать датчан из устья с двумя судами? Я сдался, прислонился к стене и стоял так, пока тянулось обсуждение, вертевшееся, главным образом, вокруг пошлин — насколько те будут высоки и какими пошлинами следует обложить корабли соседних стран. И я снова гадал — почему я здесь, а не на севере, где меч человека свободен, где куда меньше законов и больше веселья.

После совещания епископ Эркенвальд перехватил меня в углу. Я застегивал свой пояс с мечами, когда епископ уставился на меня бусинками глаз.

— Ты должен понимать, — приветствовал он меня, — что я был против твоего назначения.

— А я был против твоего, — горько проговорил я.

Меня все еще злило, что Этельреду оставили пятнадцать боевых кораблей.

— Вряд ли Бог будет милостив к воину-язычнику, — объяснил новоявленный епископ, — но король в своей мудрости решил, что ты умелый воин.