Песнь Немого

Александр Потемкин Песнь Немого

Как не люблю я в осени унылой

Как не люблю я в осени унылой

Столикий листопад,

Когда сам сад всё больше молчаливый

Не поднимает взгляд…

Как не люблю нагую твердотелость

Ободранных ветвей

И пустоту, где ране пламенелось

Зарницами полей.

Как непривычно мне, как боязно у дома

В искрящейся золе

Стоять, как в пепелище у Содома,

И вопиять в мольбе…

Как медленна, как неизбежна осень,

Как ненавистна мне!

За черноту былую крепко проседь

Мелькнёт в её главе.

Придёт и смерть. Холодными руками

Дотронется к стволам,

И истекут их души под звездами

К моим словам.

И пасмурно, и боязно, и поздно.

И не за чем гореть.

Спасибо, Господи, что осенью так звёздно,

Что жалко умереть…

Спасибо, Господи, за тени листопада,

Журчащего в окне.

Воистину! и увяданью надо

Твориться на земле.

Воистину! В падении – спасенье!

В упостошенье – свет!

И в наготе – святое упоенье

Простое, как скелет.

И в осени, как в омуте безбрежном,

Не видно дна.

И кажется пустое неизбежным,

И жизнь одна…

Поезд

В смоге тамбурном черезвагонном

И во тьме сбоку гаснущих станций

Вновь играет со мной чуть живая

Отгорающих ламп денница.

Я не знаю, что в поле просторном.

Я не ведал ни вахт, ни Франций.

В ржавом облаке ламп родная

Синь озёр почему-то мне мнится.

Я скольжу по железной дороге,

Словно изморось с купола храма,

Беспрепятственно замерзая

Без возможности докатиться.

После сводов гранитных высоких

Двухметровка состава взыграла

Катакомбами. Люто злая

Пыль плафонов меняет лица.

Что я вижу в ней? Дом ли? Мать ли?

Лет летящих куда-то танцы?

Перезвоны ли слышу кричащих

Журавлей иль студёной водицы?

Только искры алеющей смальты…

Только истовый вой радиаций…

И моленья Мадонны кормящей,

Как у Тибра порогов волчицы.

В наше время на лоно Голгофы

Не идут, не ползут – поездами

Едут, мчатся в молчанье тлетворном

От убийцы до винопийцы.

Скалят зубы гетеротрофы…

Я один проникаю корнями

В полустанки. И сжившийся с сором

Расцветаю в объятьях столицы.

Восточной музе

Как призрачно всё, как не нужно всё это…

Всё тщетно и глупо: теряй – не теряй.

Мне нужен был только лоскут от портрета

И лето… и сорванный вздохами май.

Мне в ночь на Исаакия грезился кто-то:

Желанный, задумчивый, в шёпоте волн

И в чёрной степи со слепой позолотой

Из звёзд над рекою, из скрежета чёлн.

И я, как мальчишка, балладой влекомый,

Поднялся от сна сразу в дымке зари

И, крест осознав бесконечно тяжёлый,

Вспорхнул, чтоб разбиться о свод Марджани.

У озера древнего пенились песни

И брызги, и кровли, и тучи во тьме,

И не было полночи в жизни чудесней,

Чем полночь, прошедшая прочь при тебе.

Как странно. Держались мы за руки будто…

А может и нет… мы ведь виделись! Но…

Ты вдруг ускользал от меня поминутно

Как будто задумал со мною одно -

Украсть из родимой, промоленной сакли,

Чтоб травы в степи наше ложе соткли

И чтобы кисельные реки иссякли

И замерло всё ради песни любви.

Зачем повстречался ты мне, чернобровый,

Как яхонт горящий, о горе, скажи?

Я стану, коль хочешь, как короб сосновый -

Ты только туда своё сердце вложи!

А впрочем – зачем прокажённому счастье?

Ему одна доля – в страданьях уйти…

И только стервятник злодумный – не ястреб -

Проводит его на кремнистом пути.

Мне холодно. Больно. Но живо преданье!

Я помню последний июля намаз

И черный покров над седою Казанью,

И стон мой, сорвавшийся здесь и сейчас!

Как живо во мне простодушное лето!

И вето касаний – нетронутый рай…

И возглас прощальный, утопленный где-то,

И мой поцелуй… и твоё "Не прощай".

Тревога

Москва поёт

Служением церквей

И гулом колокольным.

Не кончен счёт

Главам монастырей

И площадям просторным.

Гуденье толп,

Самосожженья и

Наветов дни и ночи,

Последний столп

У алтаря огни

Гасит, закрывши очи.

Москва обет

Молчанья не дала -

Москва тиха молитвой;

Уж тридцать лет

Златая голова

Её, звездой побитой

И перебитой,

Как посланье на часах,

Спокойно зрит в Россию.

Бой сердитый

Курантов, и в шагах

На карауле, силу

Познавшие

Сполна, следят денно и нощно,

Как переулки спят,

И павшие

Слова немо, но мощно

Дороги впрок мостят.

Москва звонит

Вовсе колокола,

Во все стреляет пушки:

Волна катит

В озёра и в поля,

И в сёла, в деревушки

Исходит зов

Моления и слёз,

Прошения окститься.

Закрыт засов,

Рубин мерцает звёзд,

И огнь у стен дымится.

Гремит метро,

Гремит вокзал и порт,

Гремят порой и чьи-то гневно лица,

Глядят хитро

И видят натюрморт

В наивных тех, кто верит в небылицы.

Москва поёт

И молится о том,

Что отрезвеет паства,

Но враг не ждёт -

Не сдвинет на потом

Чумную власть лукавства.

Москва ворот

Своих разверзнет мощь

И храмов сень, увенчанных крестами…

Что ждёт

Москву? Проклятий серный дождь?

Иль крестный ход с хоругвями-Христами?