Песнь о Лии

Да, это была буря, душевная буря. Но она лишь отдаленно напоминала обыкновенную бурю эмоций, как вспышка сверхновой звезды напоминает взрыв, и неистовство этой бури было неистовством любви. Меня любили, я был нужен, колокола взывали ко мне и пели об этой любви, я протягивал руки и прикасался к своей любимой, я хотел быть с ней, хотел слиться с ней и никогда не разлучаться. Я вновь оказался на гребне громадной волны, волны пламени, навсегда взмывшей к звездам, но теперь я знал, что волна никогда не врежется в берег и я никогда больше не буду лежать один на темной равнине.

И тут я подумал о Лии.

Внезапно я начал бороться, сражаться, воевать с затягивающей меня пучиной любви. Я бежал, бежал, бежал, БЕЖАЛ… и захлопнул дверь в свою душу, и наглухо закрылся на засов, но буря выла и неистовствовала снаружи, а я держал дверь изо всех сил, пытаясь сопротивляться. Но дверь заскрипела и подалась.

Я закричал. Дверь захлопнулась, буря ворвалась внутрь, охватила меня и закружила все быстрей и быстрей. Я полетел к холодным звездам, но они не были холодными, и сам я становился больше и больше, и наконец стал звездой, а звезды стали мной, и я стал Единением, и на одно-единственное чудное мгновение я стал Вселенной.

И провалился во тьму.

Я проснулся в нашей спальне с дикой головной болью. Гурли сидел на стуле и читал одну из наших книг. Услышав мой стон, он поднял голову.

Лиины таблетки по-прежнему лежали на тумбочке. Я поспешно проглотил одну и попытался сесть.

— Как вы? — спросил Гурли.

— Болит, — потирая лоб, ответил я. В висках стучало: казалось, голова сейчас лопнет. Хуже, чем когда я почувствовал Лиину боль. — Что случилось?

Гурли встал.

— Вы перепугали нас до смерти. Как только вы начали читать чувства, вас вдруг затрясло. Потом вы пошли прямо в объятия проклятого Сосуна. И закричали. Дино с сержантом пришлось вас оттаскивать. Вы шагнули в этот кисель, и он уже дошел вам до колен. Вы дергались. Странно. Дино ударил вас, и вы потеряли сознание.

Он покачал головой и направился к двери.

— Куда вы? — спросил я.

— Спать. Вы пролежали так почти восемь часов. Дино просил меня побыть с вами, пока вы не придете в себя. Ладно, вы пришли в себя. Теперь отдохните, и я отдохну. Поговорим завтра.

— Я хочу поговорить сейчас.

— Уже поздно, — сказал он и закрыл за собой дверь спальни.

Я прислушался. И четко расслышал, как он закрывает меня на ключ. Кто-то явно боится Одаренных, разгуливающих по ночам. Но я никуда не собирался.

Я встал и пошел что-нибудь выпить. В комнате стояло валтаарское. Я быстро опустошил два бокала и съел легкую закуску. Головная боль немного утихла. Я вернулся в спальню, выключил свет и отрегулировал стекло, чтобы мне светили звезды. И снова лег спать Но я не заснул, во всяком случае, не заснул сразу. Слишком много всего случилось. Мне надо было подумать. В первую очередь об этой головной боли, о жуткой головной боли, которая терзала мой мозг. Как у Лии. Но Лия не пережила того, что я. Или пережила? У Лии большой Дар, ее чувствительность гораздо выше моей, и диапазон восприятия шире. Могла ли эта буря эмоций настичь ее так далеко, на расстоянии многих миль? Глубокой ночью, когда люди и шкины спят и их мысли теряют ясность? Возможно. И может, мои полузабытые сны — лишь смутное отражение ее ночных ощущений. Но сны мои были приятными. Беспокойство мучило меня после, когда я просыпался и не мог их вспомнить.

И еще, голова начинала болеть во сне? Или после пробуждения?

Что же произошло? Какая сила одолела меня в пещере и потянула к себе? Сосун? Должно быть, он. Я даже не успел сосредоточиться на шкинской женщине. Точно Сосун. Но Лианна сказала, что Сосун не мыслит, даже не сознает, что он живет…

Все это вертелось у меня в голове, вопросы громоздились на вопросы, а на них еще вопросы, но ответов не было. Потом я стал думать о Лии, где она теперь и почему она от меня ушла. Неужели то, что она пережила, толкнуло ее на этот шаг? Почему я не понимал? Значит, я потерял ее. Я нуждался в ней, а ее не было. Я остался один и остро чувствовал свое одиночество.

Я заснул.

Сплошная тьма длилась долго, а потом я увидел сон и вспомнил. Я снова лежу на равнине, на бескрайней темной равнине, надо мной — беззвездное небо, вдалеке — черные тени. Это равнина, о которой так часто говорила Лия. Строчка из ее любимого стихотворения. Я остался один, навечно один, и знаю это. Такова природа вещей. Я единственное существо во Вселенной, и замерз, и голоден и испуган, и жестокие, неумолимые тени подступают ко мне. И некого позвать, не к кому обратиться, некому услышать мой крик. Никогда никого не было. Никогда никого не будет.

И тогда пришла Лия.

Она спустилась с беззвездного неба, бледная, тоненькая и хрупкая, и встала рядом со мной на равнине. Откинула назад волосы и, глядя на меня сияющими, широко распахнутыми глазами, улыбнулась. И я знал, что это не сон. Каким-то образом она оказалась со мной. И заговорила:

«Привет, Роб».

«Лия? Привет, Лия. Где ты? Ты меня бросила».