Песнь о Перемышле

«Да, это она», — радостно подтверждают супруги Патарыкины. И наперебой рассказывают мне историю своего знакомства, как две капли воды похожую на ту, что рассказала мне та же Варвара Артемовна Грисенко. Разница только в деталях. Мария Емельяновна за год до войны окончила планово-экономический институт в Харькове и была направлена на работу в Перемышльский горком партии. Когда она познакомилась с Патарыкиным и молодые люди решили пожениться, то Патарыкин должен был «согласовать» этот вопрос в политотделе и еще каких-то инстанциях.

— У нас, пограничников, такой порядок был, — поясняет Александр Николаевич. — Семь раз отмерь, один отрежь. Чтоб невеста была, как в сказке, со всех сторон без изъяна.

— Правильно. — Хозяйка подмигивает. — Вот и не ошибся.

Мы все трое смеемся.

— Ты, папа, лучше про шпионов расскажи! — говорит Коля, недовольно хмуря брови.

— Что ж, можно и про шпионов, — соглашается отец. — Так вот, был я к тому времени уже начальником погранзаставы, которая несла охрану границы в самом Перемышле…

И Александр Николаевич рассказывает о своей службе. Она была напряженной, как и сама обстановка, сложившаяся в этом районе. «Что ни день, то нарушение границы, — вспоминает он. — А иной раз и несколько в день. И знаете, сколько нарушителей границы мы задержали за один последний, сороковой год? Около полутора тысяч! Это только наша застава. Был у нас такой боец Струков — мы его „снайпером-крысоловом“ звали — он один задержал более трехсот. Талант!.. И диверсии тоже были: фашисты не раз пытались перерезать связь между дотами, взорвать подземный кабель, поджечь нефтехранилище. Нюхали, где и что у нас спрятано. Но мы их вовремя за руку хватали. Ребята у меня на заставе были отличные, один к одному, орлы!»

Александр Николаевич достает из альбома еще фотографию, на которой он снят вместе с группой бойцов.

С гордостью показывает мне, называя фамилии. Но и эта фотография уже истлела, и лица почти неразличимы — видны только сапоги и фуражки. Да точечки вместо глаз…

Однако бывший начальник заставы узнает каждого безошибочно. «Вот Саша Калякин — огонь парень, границу знал назубок. Старшина Привезенцев — с характером, скажет — как отрубит. Мазаев — этот не ростом, так умом взял и храбростью…»

Слушаю восторженный рассказ бывшего начальника заставы о его «ребятах», и у меня невольно напрашивается вопрос, который я уже задавал Маслюку. Кому-кому, а уж пограничникам, конечно, лучше было знать, что творится на той стороне, у немцев?

Да, они знали, что война будет, и будет скоро. Об этом говорили не только данные наблюдений. Ведь границу пытались перейти не только вражеские лазутчики, но и люди, сочувствующие нам, нашей стране. Еще в начале весны через Сан на нашу сторону перешел немецкий солдат, который при допросе в комендатуре заявил, что Гитлер начнет войну в июне. А на участке у наших соседей реку переплыл унтер-офицер из «гренадерской» дивизии. Он сказал, что родился и вырос в рабочей семье, которая всегда ненавидела фашистов. Унтер подробно рассказал о военных приготовлениях командования, о формировании штурмовых групп, которые пойдут первыми. И он уже точно назвал не только день, но и час, когда должна начаться война: 22 июня ровно в 2.00 по берлинскому времени.

— Кто мог установить — так это или нет? Нас, как обычно, строго предупредили не распространяться. — Но и мы считали, раз воинские части стоят в лагерях, командирам дают отпуска, значит, пока ничего страшного нет. Моя Мария Емельяновна, например, в субботу притащила банку с белилами и говорит: «Завтра воскресенье, встанем пораньше, будем красить окна и двери». Забыла? А я помню. Хотел я тогда сказать ей про этого унтера, но воздержался, решил не расстраивать молодую жену…

— Положим, ты и сам не расстраивался, — замечает Мария Емельяновна. — С вечера нарядился, как на парад, новую габардиновую гимнастерку надел, сапоги начистил и пошел гоголем по набережной.

— Правильно! — подхватывает хозяин. — У нас, пограничников, такой закон: мысли носи при себе, а ордена — на себе. Люди видят: идет начальник заставы подтянутый, значит, граница в порядке. Любимый город может спать спокойно!

И супруги Патарыкины припоминают, как будто это было вчера, все детали последнего мирного дня. Пока Александр Николаевич «гулял» (был он в этот день выходной, но все же решил обойти свой участок), Мария Емельяновна сидела на подоконнике, слушала доносившуюся из парка музыку и разговаривала с бойцами. Жили они на тихой маленькой Бандурской улице рядом с домом, где помещалась застава. Здесь же, во дворе, были конюшни — там стояли лошади. («Если бы вы знали, какие отличные были лошади!»), находились вольеры со служебными собаками («А до чего умные были эти собаки: глаза у них ну прямо, как у человека!»). И разве кто-нибудь думал, что через несколько часов все смешается в этом мире, таком привычном и налаженном?..