Песнь о Трое

В ожидании огня – заметно похолодало – я пододвинул другое кресло, сел рядом, взял его узловатые руки в свои и растер, чтобы согреть. Они были такими холодными.

– Нужно иметь много мужества, чтобы прийти сюда, мой господин.

– Нет, вовсе нет.

Его слезящиеся темные глаза заглянули в мои, и он произнес:

– Когда-то я правил счастливым и процветающим царством. Но потом все пошло не так. И виной тому был я… Вы, ахейцы, были посланы мне в наказание за мою гордость. За мою слепоту.

У него задрожали губы, глаза заблестели от слез.

– Нет, мне не нужно было ни капли мужества, чтобы прийти сюда. Гектор был последней ценой.

– Последней ценой, – не удержался я, – станет падение Трои.

– Падение моей династии – может быть, но не падение города. Троя больше, чем мы.

– Город Троя падет.

– Что ж, в этом нам придется не согласиться, но надеюсь, что с причиной моего прихода будет по-другому. Царевич Ахилл, отдай мне тело моего сына. Я уплачу надлежащий выкуп.

– Я не требую выкупа, царь Приам. Увози его домой.

Он снова упал на колени, целуя мне руки, у меня по телу пробежали мурашки. Кивнув Брисеиде, я высвободился.

– Сядь, мой господин, и преломи со мной хлеб, пока Гектора собирают. Брисеида, поухаживай за нашим гостем.

Разговаривая с Автомедонтом снаружи, я кое о чем подумал.

– Перевязь Аякса – она принадлежала Гектору в отличие от доспехов. Найди ее и положи вместе с ним в повозку.

Вернувшись, я обнаружил, что Приам оправился и весело болтает с Брисеидой: его настроение непостижимым образом изменилось, как это бывает с глубокими стариками. Он спрашивал ее, как ей, рожденной в доме Дардана, нравится со мной жить.

– Мне не на что жаловаться, мой господин, – отвечала она. – Ахилл – хороший человек и не лишен благородства. – Она наклонилась вперед и спросила: – Мой господин, почему он считает, будто скоро умрет?

– Их судьбы связаны, его и Гектора, – сказал старый царь. – Так сказали оракулы.

Увидев меня, они тут же сменили тему. Мы сели ужинать, и я обнаружил, что умираю от голода, но заставил себя не обгонять Приама и не пить чересчур много вина.

Потом я проводил его до запряженной мулом повозки, в которой лежало прикрытое саваном тело Гектора. Не заглянув под саван, Приам вскарабкался на повозку позади слабоумного мальчишки и поехал прочь, сидя так прямо и гордо, словно это была колесница из чистого золота.

Брисеида ждала меня с распущенными волосами, в свободном хитоне, заложенном складками. Я прошел прямо к ложу, а она принялась задувать лампы.

– Слишком устал, чтобы раздеться?

Она расстегнула мое ожерелье и пояс, сняла набедренную повязку и оставила все это лежать на полу. Измученный, я закинул руки за голову и лег на спину, а она примостилась рядом, спрятав сжатые кулачки у меня под мышками. Я улыбнулся ей, внезапно почувствовав себя легким и счастливым, как маленький ребенок.

– У меня нет сил даже погладить тебя по голове.

– Тогда лежи спокойно и спи. Я здесь.

– Я слишком устал, чтобы спать.

– Тогда отдыхай. Я здесь.

– Брисеида, пообещай мне, что останешься со мной до конца.

– До конца?

Ее смех затих; ее лицо склонилось над моим, глаза потускнели при свете единственной лампы, к тому же горевшей в дальнем углу комнаты. С невероятным усилием я поднял руки и обхватил ее лицо ладонями, держа ее хрупкую головку, как держал голову Гектора, приблизив ее лицо к своему.

– Я слышал, что ты спрашивала у Приама, и слышал его ответ. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Я отказываюсь в это верить!

– Есть предсказания, которые делают мужу в день его рождения, и позже ему говорят о них. Мой отец не стал бы, но моя мать сказала. Прийти в Трою для меня означало, что я умру здесь, и теперь, после смерти Гектора, Троя должна пасть. Моя смерть тому ценой.

– Ахилл, не оставляй меня!

– Я сделаю все, чтобы остаться в живых, но все будет напрасно.

Она надолго затихла, ее глаза блуждали вокруг крошечного огонька, шипевшего в лампе, ее дыхание было ритмичным и неспешным. Потом она сказала:

– Перед тем как мы увиделись сегодня вечером, ты приказал приготовить Гектора к погребению.

– Да.

– Почему ты не сказал мне? Тогда я не стала бы говорить многих других вещей.

– Может быть, их нужно было сказать. Я ударил тебя. Мужчина никогда не должен бить женщину или ребенка, никого, кто слабее его. Новые боги позволили людям отказаться от старых и отдали мужам право правления только с этим условием.

Она улыбнулась:

– Ты ударил не меня, а своего демона, и, ударив, прогнал его. Остаток твоей жизни принадлежит тебе, а не Патроклу, и я этому рада.

Усталость меня покинула; я приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее. Крошечная лампа была бы добра к любой женщине, но в Брисеиде не было изъянов, и она делала ее богиней, придавая светлой коже теплоту золота, а глаза заливая расплавленным янтарем. Я нерешительно прикоснулся к ее щеке и провел линию вниз ко рту, где была припухлость от удара, нанесенного моей рукой. Ее шея была тенистой долиной, ее груди сводили меня с ума, ее маленькие ступни были для меня последним пристанищем.