Песнь о Трое

– Как ты можешь просить меня вернуться к учительству, мой господин? Разве я недостаточно тебе послужил? Неужто вы не можете найти своим сыновьям другого наставника?

– Хирон, тебе нет равных. – Пристально глядя на меня с высоты своего роста, Пелей схватил меня за руку. – Ты должен знать, как много значит для меня Ахилл. Он мой единственный сын, других не будет. После моей смерти к нему перейдут оба трона, поэтому он должен быть образован. Я могу многому научить его сам, но мне нужна хорошая основа. Только ты сможешь ее заложить, Хирон, и ты это знаешь. Быть наследным царем в Элладе – рискованно. Всегда найдутся соперники, чтобы сбросить тебя с трона. – Он вздохнул. – Кроме того, я люблю Ахилла больше жизни. Как я могу отказать ему в образовании, которое получил сам?

– Похоже, ты избаловал мальчика.

– Нет, по-моему, его невозможно избаловать.

– Я не хочу этого делать, Пелей.

Он склонил голову набок и нахмурился.

– Глупо погонять мертвую лошадь, но, может, ты хотя бы взглянешь на мальчиков? Возможно, ты изменишь решение.

– Нет, даже если увижу еще одного Геракла или Пелея, мой господин. Но я взгляну на них, если ты того желаешь.

Пелей повернулся и махнул рукой двум мальчикам, стоявшим у второй колесницы. Они подошли медленно, один спрятавшись за спиной у другого; того, кто шел сзади, рассмотреть я не мог. Ничего чудесного. Мальчик, что шел первым, определенно привлекал взгляд, но вместе с тем разочаровывал. Это и был Ахилл, желанный единственный сын? Нет, вряд ли. Это, наверно, Аякс, для Ахилла он слишком большой. Четырнадцать лет? Тринадцать? Ростом со взрослого мужа, длинные руки и плечи бугрятся мускулами. Парень, конечно, недурен, но ничего выдающегося в нем нет: просто крупный подросток, немного курносый, с невозмутимым взглядом серых глаз, которым недоставало света истинного ума.

– Это Аякс, – с гордостью сказал Теламон. – Ему только десять, но выглядит он намного старше.

Я жестом приказал Аяксу отойти в сторону.

– Это Ахилл? – Голос мой прозвучал сдавленно.

– Да, – ответил Пелей, пытаясь казаться бесстрастным. – Он тоже большой для своих лет. Ему исполнилось шесть.

У меня пересохло в горле. Я сглотнул. Уже в таком возрасте он обладал какой-то личной магией, бессознательными чарами, которые привлекали людей и пробуждали в них любовь к нему. Не такого плотного сложения, как его двоюродный брат Аякс, этот ребенок был достаточно высоким и крепким. Его манера стоять была очень спокойной для такого маленького мальчика – вес тела он перенес на одну ногу, а другую грациозно выставил немного вперед, руки свободно свисали вдоль тела без намека на неловкость. Спокойный и неосознанно царственный, он казался отлитым из золота. Волосы – как лучи Гелиоса, брови вразлет, глаза, сверкающие, как желтый хрусталь, гладкая золотистая кожа. Очень красивый, если не считать безгубого рта, похожего на прямую щелочку, душераздирающе грустный, но такой решительный, что я дрогнул. Он серьезно посмотрел на меня глазами цвета поздней зари, туманно-желтыми – глазами, полными любопытства, боли, горя, смущения и разума.

Я списал со своего счета еще семь из отпущенных мне несчетных лет, когда услышал собственный голос:

– Я приму их в ученики.

Пелей просиял, Теламон заключил меня в объятия; они не были уверены в успехе.

– Мы не задержимся, – сказал Пелей. – В повозке есть все, что мальчикам может понадобиться, наши слуги обо всем позаботятся. Старый дом еще стоит?

Я кивнул.

– Тогда слуги могут жить в нем. Я приказал им беспрекословно тебе подчиняться. Ты будешь говорить от моего имени.

Вскоре они уехали прочь.

Оставив рабов разгружать телегу, я направился к мальчикам. Аякс стоял подобно горе, флегматичный и покорный, и смотрел на меня глазами, в которых не было ни тени мысли; такому твердому черепу потребуется не один тумак, прежде чем заключенный в нем разум осознает, для чего предназначен. Ахилл все еще провожал взглядом отца, и его яркие глаза были наполнены непролитыми слезами. Расставание было для него болезненным.

– Пойдемте со мной, молодые люди. Я покажу вам ваш новый дом.

Они молча последовали за мной в пещеру, где я показал им, насколько удобным может быть такое жилище, пусть и странное на первый взгляд. Спать им предстояло на мягких меховых шкурах, учиться – в специально отведенной части главного зала. Потом я привел их к краю пропасти и уселся в свое кресло, оставив их стоять по сторонам.

– Не терпится приступить к наукам?

Мой вопрос предназначался скорее Ахиллу, нежели Аяксу.

– Да, мой господин, – вежливо ответил Ахилл; по крайней мере, отец научил его манерам.

– Меня зовут Хирон. Так и обращайся ко мне.

– Да, Хирон. Отец говорит, я должен радоваться.

Я повернулся к Аяксу:

– На столе в пещере лежит лира. Принеси мне ее – и смотри не урони.

Громадный недоросль посмотрел на меня без всякой обиды и будничным тоном заметил:

– Я никогда ничего не роняю.