Песнь о Трое

— Я вас предупреждал! Я говорил вам прямо и честно, что нас ждет, прежде чем нам улыбнется удача! Нестор, Агамемнон, к чему ваши жалобы? На наши пятнадцать тысяч Гектор потерял двадцать одну! Прекратите витать в облаках! Никто из ваших легендарных героев не сделал бы и половины того, что сделал Аякс, что сделал каждый из вас! Да, троянцы хорошо сражались! А вы ожидали другого? Но только Гектор держит их вместе. Если Гектор умрет, умрет и их дух. И где же их подкрепление? Где Пентесилея? Где Мемнон? Завтра Гектор не сможет бросить в битву свежие силы, а у нас будет почти пятнадцать тысяч фессалийцев, включая семь тысяч мирмидонян. Завтра мы сломаем троянцам хребет. Может, нам и не прорваться в город, но мы полностью деморализуем их войско. Завтра Гектор будет на равнине, и Ахилл получит возможность убить его.

Он самодовольно взглянул на меня:

— Ставлю на тебя, Ахилл.

— Еще бы! — едко сказал Антилох. — Я понял твой замысел, но услышал о нем не от тебя. Мне рассказал отец.

Одиссей внезапно насторожился, закрыв глаза.

— Твой план был основан на смерти Патрокла. Почему ты так настаивал, чтобы Ахилл не возвращался в битву даже после того, как это будет позволено мирмидонянам? Только ли для того, чтобы заставить Приама поверить, будто Ахилл никогда не смягчится? Или для того, чтобы унизить Гектора, заставив его сразиться с недостойным его противником? Патрокл погиб в тот момент, как получил командование. Гектор сразился бы с ним, даже и сомневаться не стоило. И он сразился. Патрокл умер. Именно такую участь ты ему и готовил.

Я вскочил на ноги, от слов Антилоха у меня будто череп раскололся. Мои руки потянулись к Одиссею с намерением свернуть ему шею. Но упали на полпути. Я безвольно сел обратно. Одиссей не предлагал одеть Патрокла в мои доспехи. Это предложил я. И кто знает, что случилось бы, пойди Патрокл в бой под своей личиной? Как я мог винить Одиссея? Виноват был только я сам.

— Ты и прав, и не прав, Антилох, — произнес Одиссей, притворившись, будто не заметил, как я вскочил с места. — Как я мог знать, что Патрокл погибнет? Судьба мужа в битве не в наших руках. Она — в руках богов. Почему он споткнулся? Может быть, один из богов, которые стоят за троянцев, подставил ему подножку? Я простой смертный. И не могу предсказывать будущее.

Агамемнон встал:

— Хочу вам всем напомнить, что вы дали клятву выполнить план Одиссея. Ахилл знал, на что он идет. И я тоже. И мы все. Нас не заставили силой, не завлекли обманом, не одурачили. Мы решили сделать так, как предложил Одиссей, ибо никто не смог предложить нам ничего лучше. И мы сами не могли ничего придумать. Неужели вы забыли, как мы бранились и раздражались, видя, что Гектор укрылся за стенами? Неужели вы забыли, что Троей правит Приам, а не Гектор? Все это было придумано в первую очередь для Приама. Мы знали цену. И решили ее заплатить. Больше сказать нечего.

Он сурово посмотрел на меня:

— Готовьтесь к завтрашней битве. Я созову общее собрание и перед всеми вождями верну тебе Брисеиду, Ахилл. И я поклянусь, что не спал с ней. Все ясно?

Каким старым он выглядел, каким уставшим. Волосы, которые десять лет назад были редко присыпаны сединой, сейчас перемежались широкими серебристыми лентами, по обеим сторонам бороды свисала снежно-белая прядь. Я устало поднялся, обняв все еще дрожащей рукой Антилоха, и вернулся к Патроклу.

Усевшись в пыль рядом с помостом, я взял у Автомедонта окоченевшую руку друга. День протек, словно вода, которая капля за каплей падает в колодец времен. Мое горе смягчилось, но вина — нет. Горе естественно, вину мы навлекаем на себя сами. Горе излечивается временем, но только смерть может смыть вину. Я никогда раньше об этом не думал.

Солнце становилось розовым и водянистым, прячась за дальний берег Геллеспонта, когда ко мне подошел Одиссей. На его лицо легли тени, глаза запали, руки безвольно висели по сторонам. С тяжелым вздохом он присел рядом со мной на корточки, сомкнув руки вокруг колен, и так и остался сидеть. Мы долго молчали; его волосы пламенели в последних лучах солнца, а профиль на фоне сумерек был словно выточенным из прозрачного янтаря. Он казался богом.

— Какие доспехи ты завтра наденешь?

— Бронзовые с золотой отделкой.

— Хороший выбор, но я бы дал тебе лучше.

Повернув голову, он серьезно посмотрел на меня:

— Какие чувства ты ко мне испытываешь? После слов того мальчика на совете ты хотел свернуть мне шею, но потом передумал.

— Те же, что и обычно. Только потомки смогут рассудить, кто ты есть, Одиссей. Ты не принадлежишь нашему времени.

Он склонил голову, что-то рисуя пальцем в пыли.

— Из-за меня ты потерял драгоценные доспехи. Гектор будет с удовольствием их носить, надеясь затмить тебя. Но у меня есть золотые доспехи, которые будут тебе впору. Они принадлежали Миносу. Ты примешь их?

Я посмотрел на него с любопытством:

— Откуда они у тебя?

Он рисовал в пыли каракули; над одной он нарисовал дом, над другой — лошадь, над третьей — человека.

— Списки покупок. У Нестора есть для них специальные символы.

Он нахмурился и стер рисунки ладонью.