Песнь о Трое

— Нет-нет! Я скорблю о твоем отце, мой господин, — все уже знают. Царица вне опасности, и у вас родился прекрасный, здоровый сын.

Гекабу уже перенесли с родильного кресла на большую кровать, где она и лежала сейчас, бледная и уставшая, с запеленатым свертком на сгибе руки. Никто не рассказал ей новость, и я тоже не стал этого делать, пока она не окрепла. Я наклонился поцеловать ее и взглянуть на младенца — ее пальцы раздвинули складки материи вокруг его личика. Четвертый сын, которого она мне подарила, лежал спокойно, не корчась и не гримасничая, как это обычно делают новорожденные. Он был поразительно красив, с гладкой кожей цвета слоновой кости, а не красной и сморщенной. Густые, вьющиеся черные волосы, длинные черные ресницы, черные брови, изогнутые над глазами, такими темными, что я не смог понять, синие они или карие.

Гекаба пощекотала его под подбородком совершенной формы.

— Как ты назовешь его, мой господин?

— Парис, — тут же ответил я.

Она поморщилась.

— Парис? «Повенчанный со смертью»? Это зловещее имя, мой господин. Почему не Александр, как мы хотели?

— Его будут звать Парис.

Я отвернулся. Она скоро узнает, что этот ребенок был повенчан со смертью, еще не родившись.

Я устроил ее повыше на подушках вместе с копошащимся у набухшей груди младенцем.

— Парис, мой малыш! Какой ты красивый! О, сколько сердец тебе предстоит разбить! Все женщины будут любить тебя. Парис, Парис, Парис…

Глава вторая, рассказанная Пелеем

Когда в Фессалии, моих новых владениях, воцарился порядок и я убедился, что могу доверять наместникам, которых оставил в Иолке, я направился к острову Скирос. Изнывая от скуки, я жаждал дружеской компании, но не было в Иолке друга, который мог бы сравниться с царем Скироса Ликомедом. В жизни ему повезло: его никогда не изгоняли из отцовских владений, не пришлось ему и сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы урвать себе новое царство, ни воевать, защищая его. Его предки правили своим скалистым островом с начала времен, богов и людей, и трон перешел к нему по наследству, после того как отец его умер в своей постели в окружении сыновей и дочерей, жен и наложниц. Отец Ликомеда придерживался законов старых богов, так же как и сам Ликомед, — правителям Скироса моногамия не пристала!

Со старыми богами или с новыми, но Ликомеду предстояла именно такая смерть, в то время как о моей сказать наверняка ничего было нельзя. Я завидовал его размеренному существованию, но, гуляя с ним по его садам, понял, что оно полностью лишено основных жизненных радостей. Его царство и титул значили для него меньше, чем мои — для меня; он выполнял обязанности истово и добросовестно, будучи добросердечным человеком и разумным правителем, но ему недоставало упрямой решимости любой ценой сохранить то, что ему принадлежало, ведь никто никогда не угрожал отнять у него хоть малую часть.

Потеря, голод, отчаяние — я очень хорошо знал значение этих слов. И любил свое завоеванное кровью Фессалийское царство так, как он никогда не любил Скирос. Фессалия, моя Фессалия! Я, Пелей, был верховным царем Фессалии! Цари присягали на верность мне, Пелею, нога которого впервые слупила на берег Аттики всего несколько лет назад. Я был правителем мирмидонян, людей-муравьев из Иолка.[4]

Ликомед прервал мои мысли.

— Ты думаешь о Фессалии? — спросил он.

— Как мне не думать о ней?

Он взмахнул белой, мягкой рукой:

— Дорогой Пелей, я обделен твоим энтузиазмом. Там, где ты ярко пылаешь, я медленно тлею. Но я доволен, что это так. Будь ты на моем месте, ты бы не остановился, пока не завладел каждым островом между Критом и Самофракией.

Я прислонился к ореховому дереву и вздохнул:

— Я очень устал пылать, старина. И годы уже не те.

— Это истина, о которой не стоит упоминать. — Его блекло-голубые глаза задумчиво оглядели меня. — Ты знаешь, Пелей, что заслужил репутацию лучшего мужа Эллады? Даже Микены воздают тебе должное.

Я выпрямился и пошел дальше.

— Я такой же, как любой другой муж, ни больше ни меньше.

— Как тебе будет угодно, но правда останется правдой. Пелей, у тебя есть все: высокое, стройное тело, острый, проницательный ум, гений вождя, талант пробуждать любовь подданных — даже лицо твое прекрасно!

— Если ты будешь продолжать свою хвалебную речь, Ликомед, то мне придется собраться и отправиться восвояси.

— Успокойся, я закончил. По правде говоря, я хочу кое-что с тобой обсудить. Для того и была хвалебная речь.

Я посмотрел на него с любопытством:

— И?

Он облизал губы, нахмурился и решил прыгнуть в мутные воды беседы без дальнейших церемоний.

— Пелей, тебе тридцать пять лет. Ты — один из четырех верховных царей Эллады, и твоя власть велика. Но у тебя нет жены. Нет царицы. И поскольку ты всецело предан новым богам и избрал моногамию, как ты собираешься передать трон Фессалии по наследству, если не возьмешь жену?

Я не смог сдержать улыбки:

— Ах ты пройдоха! Ты присмотрел мне супругу?

Он явно скрытничал.

— Может быть. Если у тебя самого нет на этот счет никаких пожеланий.