Песнь оборотня

Целый склон по ту сторону ущелья наклонился в сторону речки и с невообразимым грохотом рухнул, выплеснув откуда-то потоки черной, блестящей под мутным небом воды. Скалы, казавшиеся вечными, прямо на глазах ошеломленных людей превращались в грязное крошево и исчезали в этой воде. Теперь вместо заснеженного, поросшего редкими кустиками склона, по которому недавно лезли беглые венды, перед ловчими сверкала отвесная, как ножом отрезанная, ровная ярко-голубая стена. Под ней бесновались и кипели вырвавшиеся из подземелий воды.

Еще толчок, треск и грохот – голубой склон разом покрылся трещинами и начал медленно, торжественно распадаться. Сквозь трещины хлынула вода, устремляясь в ущелье…

«Нас сейчас смоет!» – сообразил Каргай. Оцепенение мгновенно пропало.

– Назад! – заорал он, дергая повод коня.

Ловчие, будто очнувшись, кинулись вверх по склону, скользя, спотыкаясь и падая. Земля тряслась, мимо катились камни, со скрипом падали деревья… Не помня себя, отряд Каргая выбрался на край ущелья и скучился поблизости от него на опушке леса. Никто не погиб, все успели выбраться. Прозрачная речушка, через которую они собирались переходить вброд, превратилась в полноводный, полный ледяной каши поток, кативший воды куда-то к югу, в обход Змеиного Языка.

Горы совершенно изменились. Ледяную стену, возникшую на месте плавного заснеженного склона, разрезало несколько ущелий. Из них рвались водопады, питавшие новую реку.

Каргай окинул взглядом ущелье. Конечно – ни следа Варлыги и его беглецов. Никто бы не уцелел в таком месиве.

Позади уже слышался смех. Люди переводили дыхание, садились на землю. Многие, в том числе сам Каргай, все никак не могли отвести взгляда от разрушенного склона и синеватых, будто светящихся изнутри скал.

– Все ж сбежали от нас бунтовщики, – с усмешкой заметил кто-то.

– Ну, им не позавидуешь, – ответил другой ловчий. – Что бы маханвир для них ни готовил, а этакая участь куда хуже. Их там небось размазало, как между жерновами…

– Только об одном жалею, – бросил главный ловчий, – не видал этого воочию! Отдохнули? Уходим! Пора возвращаться в столицу.

Глава 9 Быстрее смерти

Слуга-арсури внес в светлицу Аршалая большую глиняную корчагу, расписанную бьярскими колдовскими крапицами. Держа посудину на вытянутых руках и старательно отводя от нее взгляд, поставил на стол.

– Ты что, боишься мертвецов? – насмешливо глядя на слугу, спросил наместник. – За свою жизнь ты убил немало – тебе ли бояться?

– Тех, кого можно убить, я и не боюсь, – угрюмо отозвался приспешник. – Но мертвяк – он ведь уже мертвый! Не через день, так через год он из-за Кромки до своих убийц дотянется. Ему-то спешить некуда…

Наместник поморщился. Можно было бы напомнить об Исвархе, к которому возвращаются искры отлетевших душ. А кстати уж и о зубчатой линии вокруг горлышка корчаги, клыками преграждающей выход из-за Кромки у бьяров. Но доказывать что-то слуге?

– Ступай, – процедил он.

Слуга начал пятиться к двери, стараясь не поворачиваться спиной к зловещему горшку.

– Проваливай! – уже не сдерживаясь, крикнул наместник.

Когда дверь закрылась за подручным, Аршалай уронил серое лицо в ладони. В последние дни ему было плохо и жутко. Стоило лечь в постель и закрыть глаза, и перед наместником вновь появлялось лицо старого приятеля, искаженное болью и предчувствием смерти. То и дело ему казалось, что где-то поблизости слышится голос Данхара…

Часто ли вспоминал накх, как умер прежний наместник Бьярмы? Тогда ему, Аршалаю, чужая смерть была в новинку. Конечно, ему случалось выезжать в поле и пускать стрелы в бегущих оленей. Но чтобы живой человек, с которым Аршалай еще совсем недавно поднимал заздравный кубок, умер от его руки…

Прежний наместник желал лишь одного – пожить в свое удовольствие. При нем Майхор рос вширь и ввысь, все больше напоминая столицу, а не просто унылый острог среди северных лесов. Что же до «нелепой прихоти Тулума» – Великого Рва, – то наместник слал верховному жрецу сообщения, что готовится к работам, и просил денег. Небольшой котлован он все же выкопал, чтобы никто не уличил его в растрате. Место нарочно выбрал каменистое и все пенял – какая, мол, скверная почва в Бьярме… Туда-то наместник и сверзился с мостков, да прямо головой об камень. Все только руками разводили – то ли мостки прогнившие попались, то ли наместник спьяну оступился…